Доктор Ульцер об этом знала по долгу службы. Она вообще знала о своих пациентах куда больше, чем ей порой хотелось бы. Многие из них, в том числе солидный гном средних лет, господин Хубшрауберландеплац, вываливали на доктора гораздо больше информации, чем было необходимо для постановки диагноза и прописывания верного лечения именно по ее профилю.
Иногда она подумывала, что, возможно, стоит переквалифицироваться в психолога. Хотя тогда наверняка ее начнут осчастливливать демонстрацией ожогов, нарывов и порезов… просто так, чтобы скрасить ее скучную жизнь.
– Еще что-нибудь? – терпеливо и мягко, как учительница у стоящего перед доской школьника, спросил господин Фицхерберт.
– Мэрия прислала новые бланки, – пожала плечами доктор Ульцер. – Делопроизводитель Хесер высказалась, что… – тут доктор Ульцер произнесла несколько непечатных выражений, которые общество склонно относить к табуированной лексике, поскольку оно, общество, явно жить не может без ограничений и запретов на слова. – Это было необычно, я никогда доселе не слышала от нее ничего подобного.
– Доктор Ульцер, вы, надеюсь, знаете, что бывает за отказ сотрудничать с органами власти?
– А кто из вас мышь? – вылизывая заднюю лапу, вдруг невинно поинтересовался неизвестный науке зверь. Он развалился на кухонном рабочем столе, и Алита мысленно сделала пометку продезинфицировать его дважды. Нет, трижды. Стол, естественно. Эту животину дезинфицируй не дезинфицируй…
Воспользовавшись воцарившейся на несколько секунд ошарашенной паузой (даже господин Фицхерберт, казалось, на миг потерял дар речи), он спокойно закончил выгрызать особенно зловредный комочек, притаившийся между пальцами правой лапы, и продолжил:
– Вы же явно охотитесь друг на друга, вот только не могу понять, это брачная игра или охота за пищей. Вы, люди, постоянно подаете ужасно смешанные сигналы.
Доктор Ульцер подумала, что зря она не утопила вчера зверя. Глядишь, хлопот было бы меньше. Она на всякий случай бросила на найденыша испепеляющий взгляд, который тот проигнорировал с непосредственностью существа, закусывающего чужим презрением на завтрак, обед и ужин. После сыра, разумеется, потому что одним презрением сыт не будешь.
А что подумал господин Фицхерберт не знал никто. И вовсе не потому что он был очень вежливый, а потому что после пары лет в политике любой научится скрывать свои мысли от всех, включая телепатов-шпионов.