Главным вдохновителем, радеющим за
местничество оказался воевода Шеин. Кроме него, в участии в разного
рода опасных беседах были замечены некоторые иные товарищи. Что
обидно, так в этом списке есть и Семен Головин. Там же
Прозоровские, которые обижены чинами. Возьмем во внимание, что
самый знатный боярин Михаил Васильевич Скопин-Шуйский женат на
родной сестре Головина Александре Васильевне, а еще, что не все
Татевы, родственники Михаила, изведены, и тогда вырисовывается
заговор и действующие лица при нем.
Я доверял Скопину-Шуйскому, без него
сложно было бы проделать ту колоссальную работу, что случилась.
Лучшего военачальника у меня нет, хотя тот же Ромодановский хорош,
да и Хворостинин Юрий Дмитриевич сильно подтянулся в воинской
науке, однако Скопин на голову выше их. Михаил Васильевич
выказывает свою лояльность, причем показательно подчеркивает ее.
Между тем, ситуация заставляет держать руку на пульсе.
— Государь, я с тобой! – решительно
сказал Скопин-Шуйский.
— Я знаю это, мой друг, - ответил я
главному русскому военачальнику, после окинул всех своим самым
строгим взглядом и добавил. – Местнические книги палить не стану,
но они будут отданы на хранение в Петропавловскую крепость на
острове Котлин. Никто туда приближаться не может, иначе расценю,
как измену.
— Против законов предков идешь,
государь, - не унимался Шеин.
Арестовать бы его сейчас, но нет,
нельзя. Нужен тот, кто выкажет негодование, несколько выпусти там
напрямую, а не тайно. Моя власть крепка, но она не самодержавна в
деспотическом понимании термина «самодержавие». Как это не
прискорбно, но нужны чистки, кровь, чтобы я получил абсолютную
власть, к которой не сильно и стремлюсь. Нужны прямые
доказательства в измене, чтобы провести показательные судебные
процессы. И, чувствую, они будут, но без доказательств, в
преддверье войны, не стану Шеина дергать. У него были раньше
возможности предать, но Михаил Борисович не сделал этого.
— Еще кто против? – просил я.
Молчание было мне ответом. То, что
отмена местничества, наконец, произойдет, знали все. Последний
местнический спор между Иваном Никифоровичем Чепчуговым и Федором
Семеновичем Куракиным закончился убийством Куракина, как и резней
некоторых дворовых людей этого, назначенного мной белгородским
воеводой, человека. Вот тогда я и пригрозил всем, чтобы не смели
местничать, а назначения будут не по знатности, а по заслугам. И
большинство бояр меня поддержали.