Монах молча поднялся и вышел вон. Вот дисциплина. Ни словом, ни
жестом не показал, как ему интересно. Встал и ушел... старательно,
но топорно прикрывая эмоциональный фон, который так и штормило от
любопытства. М-да уж. Проводив взглядом подчиненного, дед дождался,
пока за ним закроется дверь, и, расплескав по серебряным чаркам
очередную порцию меда, приготовился слушать.
Ну, я и рассказал... Нет, это не была жалоба или попытка
вышибить из родственника слезу, просто... обидно стало за
мальчишку, который при живых родственниках вдруг оказался не нужен
ровным счетом ни-ко-му. Хотелось хоть немного расшевелить сидящего
напротив меня упрямого старика, посвятившего жизнь какой-то не
очень понятной мне цели и ради нее забившего на единственного
внука, сбагрив его родичам зятя. Хотелось увидеть хоть что-то живое
в его глазах. Убедиться, что передо мной не винтик ржавой
государственной машины, а нормальный человек...
Именно поэтому, старательно переворошив память Кирилла, я
принялся излагать его краткое жизнеописание. Монотонно, с
перечислением методов обучения в семье Громовых, всех запомнившихся
причин для визитов в медблок, о тех, что не запомнил, находясь в
отключке, тоже упоминал, честно предупреждая, что сведения о них
нужно уточнить в медкарте. Не забыл поведать об отношении родичей к
«нахлебнику-слабосилку»... В общем, рассказал все, что вспомнил. Ну
и как вишенка на торте — похищение Романом Томилиным.
Вотще. Старик закрылся наглухо. Слушал внимательно, но ни
жестом, ни словом не выдал своих эмоций. Правда, когда речь зашла о
родственниках ныне покойной Ирины Михайловны, мой собеседник едва
заметно напрягся, но это было единственное проявление хоть каких-то
эмоций с его стороны.
— Что замолчал? Жалуйся дальше. Насколько я знаю, последние
полгода у тебя были ничуть не менее щедрыми на злосчастья, —
спокойным ровным тоном предложил Скуратов-Бельский, откидываясь на
спинку стула.
— Жаловаться? И в мыслях не было, Никита Силыч. Вы спросили, я
рассказал. И помощи или сострадания просить не собираюсь, — пожал я
плечами. — Со своими проблемами, как вы могли заметить, я
справляюсь сам.
— Хм... не буду спорить. Хотя некоторые твои решения меня, прямо
скажу, не устраивают, — после недолгого молчания заключил монах
Варфоломей... Хотя какой он монах? Ряженый! И плевать, что постриг
был настоящим.