— Да ну? — Ник ядовито изгибает бровь. — Ну тогда пускай медсестрички сами тащат два кило твоей одежды, косметичку, три литра минералки и три кило фруктов. Потому что тебе я это нести не позволю. Не после того, как ты на моих глазах со скамейки встать не могла.
Такого яростного отпора я не ожидала. И слова возражений как-то заканчиваются, что вполне устраивает Ника, сверкнувшего глазами и двинувшего по коридору.
Я слышу, как он добирается до стола дежурной медсестры, как на три тона ниже любезно просит у неё разрешения пройти в палату.
И ведь…
И ведь его пропускают!
А я так надеялась на вселенскую женскую солидарность!
— Ну вот мы и одни, Снегурочка, — хрипло выдыхает Тимирязев за моим плечом, требуя внимания, — и ты можешь залепить мне столько пощечин, сколько твоей душе угодно.
Ох, дьявол!
Я понимаю, насколько я поспешила, сорвавшись на Ника.
Потому что вот это вот все…
Я совсем не готова к этому.
Я только вчера приземлила носом в грязь свою увлекшуюся этим мужчиной дурочку. И сейчас я так отчетливо понимаю, что она от этого падения переломала себе все кости…
— Ну же, — Артем стискивает меня за плечи, разворачивая к себе, — никогда раньше этого не делала? Объяснить, как это делается?
Он смотрит на меня как провинившийся пес. Только что мне толку от его виноватого вида? Я ведь помню, с каким пылом вот эти самые губы вчера пожирали ту Барби.
— Не нужно, — я выпутываюсь из его рук, стирая с лица эмоции, — это неприемлемо с точки зрения субординации, Артем Валерьевич. Я не ваша девушка, чтобы позволять себе такие вещи.
— Я думал, ты не придешь, — отрывисто произносит Тимирязев, не спуская с меня пристального взгляда, — я понятия не имел, что тебя заперли. Я был в бешенстве от твоего отказа.
— И очень быстро нашли замену? — я позволяю себе натянутую улыбку. — Что ж, так бывает. Желаю удачи.
Если бы он не был моим начальником — я бы взвыла белугой, потребовала, чтобы он убирался с моих глаз, но… приходится быть терпеливой.
У моей жизни очень своеобразно выражается любовь ко мне.
— Я давно знаю Еву, — Артем снова шагает ко мне, приходится сделать шаг от него, чтобы расстояние между нами не уменьшалось, — да, периодически спим, чтобы сбросить скопившееся напряжение. И только.
И только! Он говорит: “И только!”
После того, как я сама сказала ему, что значит для меня близость подобного рода? Сама чувствую, как стекленеют мои глаза.