— Ах ты мой дорогой! Ты ж мой родненький! Как дела у моего внучка?
Малец повис на ней, искренне улыбаясь и задорно хохоча.
— Все хорошо! Мне сегодня снилась мама! Она смотрела на меня с неба!
— С какого еще неба, сынок? — нахмурилась женщина.
Артем тыкнул пальцем вверх и с благоговением повторил:
— С того, где они с папой теперь живут!
— А-а-а! — задумчиво протянула она. Затем, поставив ребенка на пол, строго велела: — Ступай-ка поиграй в свои игрушки, Темочка! Мне нужно поговорить с твоим дядей с глазу на глаз.
Послушно кивнув, тот проворно удалился.
А Таисия Семеновна с укором посмотрела на своего сына.
— И как прикажешь это понимать?
Марат невозмутимо уставился на миниатюрную, почти «полутораметровую» родительницу с высоты своего роста.
— Что именно?
— Ты сказал ребенку, что его мать умерла!
Мужчина раздраженно отмахнулся от ее слов:
— А что я должен был сказать?
— Правду!
— Правду? — дикий хохот. — Ты, должно быть, шутишь?
— Да, правду, Марат! Ты должен был сказать правду! Но… как-то очень аккуратно. Завуалированно. Его мать жива! И он имеет право…
— Только мне решать, кто и на что имеет право в моей семье!
— Ты ее сперва создай! — строго обрубила она его. — А потом решай!
— Мама! — не менее сурово рыкнул Каримов. — Не провоцируй меня на грубость!
— Ты хоть понимаешь, что творишь? А если она объявится? Если Дарья когда-нибудь объявится? Ты хоть представляешь, какой у ребенка будет шок? Он ведь всю свою сознательную жизнь будет считать ее мертвой!
Мужчина пристально посмотрел на мать. Таким гневным предостерегающим взглядом полоснул, что та нервно сглотнула и умолкла на полуслове.
— Не объявится! — холодно выдал он. — Уж это я тебе гарантирую!
Некоторое время Таисия Семеновна молчала.
Но немного погодя она осуждающе покачала головой.
— Уму непостижимо! Сынок, нельзя же о живом человеке говорить, как о…
— Нельзя? — взорвался Каримов. — Ребенка своего бросать нельзя! Нельзя оставлять его на лестничной площадке, как… сраного щенка! Как ненужный мусор! Вот что действительно делать нельзя! И будь уверена, если я когда-нибудь встречу эту суку, то придушу ее собственными руками!
— Марат! — ласково позвала мама, нежно накрыв его грубую щетинистую щеку своей нежной теплой ладонью. — Мы не знаем, почему она так поступила. Даша ведь совсем юная тогда была. Маленькая. Глупенькая.