— Стой, стой, погоди! — не выдержала я. Я собиралась ее
перебить, еще когда она заикнулась про младенчика, но какого черта,
и без того понятно — я беременна. Опыт, которого мне не досталось,
о котором я не могла мечтать, я не доносила бы ребенка даже до пяти
месяцев. Если все доктора здесь такие же умелые, как тот, который
вытащил меня с того света, — так и быть.
Я, неуклюже ерзая, приподнялась на кровати. Рукав рубахи весь
оказался измазан, зато говорить я смогла наконец без риска истечь
кровью. Любопытство сгубило кошку, но — пляшем, у меня еще восемь
жизней в запасе есть.
— Откуда ты все это знаешь? — потрясенно выдохнула я.
— Как не знать, барышня? Я грамоте хорошо обучена, —
похвасталась она, притворно опустив длиннющие ресницы. — Писать
умею, и считать, и дроби могу. Отец барским управляющим как стал
при вас, так оставался до самой смерти. — Она грустно улыбнулась
живой половиной лица, я заскрипела зубами от злости — обезобразить
такую красоту можно было только из зависти, «чтобы не бегала» —
отговорки, может, для барыни и самой. — Хороший он был, батюшка,
знающий, и барину верный. И сгинул с барином… Платона Сергеича-то
тогда спасли, а батюшку под лед затянуло. Был бы батюшка жив,
имение в расстройство не пришло, да что уж? Лежите, я до кухни
схожу.
Кто я, что я?.. Где я? Моя разумница и утешительница ушла, я,
обдумав наспех новое для меня положение, решила не дергаться
понапрасну. Я беременна и чудом не потеряла ребенка, я стану
матерью, и мысль воспринималась как любопытный и неожиданный факт,
в который трудно поверить, как в выигрыш в лотерею, и сложно
сказать, в какой момент чаша сюрпризов переполнится и выплеснется,
а там как знать.
Я сунула руку под дерюжку, нащупала живот. Он был плоский, в мои
сорок пять мне гордиться уже было нечем, годы брали свое и рисовали
зрелость в отражении в зеркале, а новая я, наверное, безумно
молода, пусть и успела наделать ошибок…
Господи! Как я могла забыть то, что сказала мне моя сумасшедшая
мать? Как я могла забыть ее «величайшее одолжение»?..
Я вытащила руку из-под одеяла, одергивая себя от порывистых
движений, чтобы не стало вдруг хуже, не спеша села, поджала под
себя ноги, попробовала оценить свое состояние. Зрение четкое, а
ведь поставили уже минус один; меня не мутит, я не чувствую ничего,
что могло бы насторожить и серьезно обеспокоить; боль в животе
терпимая, о ней можно забыть в суете других дел. Я свесила ноги с
кровати на красочный домотканый коврик, и моя прекрасная фея
вернулась с добычей.