В дверь шарахнули кулаком, девчонка вздрогнула. Я ухмыльнулась
про себя, в дверь ударили еще раз, уже не настолько нагло, потом
пошли дальше по коридору. Кто-то откроет и даст путешественнику по
щам.
— Вы не боитесь? — прошептала девчонка не то неверяще, не то
возмущенно. Мне недосуг было разбираться в оттенках ее неустойчивых
чувств.
— Кого? Твоего парня-истерика? Нет, солнышко, я никого не боюсь.
Спи или проваливай к чертовой матери.
Ураган кончится, я пересеку границу и две недели буду валяться
на лежаке, кататься на фуникулерах, любоваться на пышную зелень
субтропиков с высоты смотровых площадок, лопать мидии и рапаны, а
по вечерам забираться с планшетом на крышу отеля, провожать на
заслуженный отдых солнце и пересматривать старые фильмы с
французским комиком. А потом самолет разгонится навстречу уставшему
морю, оторвется в последний момент от земли, и я вернусь в
привычную колею — к переговорам, поставкам, выставкам, совещаниям.
Мне ведь всего сорок пять, я еще долго буду стоять во главе своего
бизнеса.
У меня много сил и бесконечное множество дел.
Я выучила урок — рассчитывай на себя, а цветочки и ягодки —
волшебная мантра, которая якобы помогает от бед. Жизнь меня не
ждала, но, обалдев от безбашенной наглости, позволила взять все,
что мне не принадлежало.
В холодный зимний день я появилась на свет с досадным для
дежурных врачей «врожденным дефектом». Родители мечтали, что будет
сын, как полагалось, наследник дивана, но родилась я, крикливая и
калечная, ни на диван положить, ни припахать к огороду. Не
привечали меня ни в яслях, ни в садике, в школе я была не то что
изгоем — незримо существовала. Не горели желанием возиться со мной
в больницах — я ведь не умираю, а операция поможет, наверное, но
скорее, что нет. Отчаянный век подходил к финалу, трясло страну и
население, мать нянчилась с долгожданным сыном и вечно скалилась на
меня, отец нашел наконец работу, достойную главного инженера, и
исправно приносил зарплату — некондиционные гайки — и
сорокаградусный дефицит, который тут же прятал от матери.
В полуголодных офисах на бухгалтера-кривоножку с дипломом
техникума смотрели с понятным недоверием: бухгалтера-новичка кормят
ноги. Нам надо было на что-то жить, и я, сражаясь с безжалостной
болью, раскладывала на раскаленном прилавке товар — отцовскую
металлическую зарплату. К исходу недели жара окончательно доконала,
я повесила объявление «все по рублю» и впервые пришла домой с
деньгами. Ночью в столицу наведался шторм, перебил людям чувство
собственной важности, придал рынку вид свалки, и моя эскапада
осталась для родителей тайной.