- Удачно побрили колхозанов. - оскалился Андрей, приоткрыв
сверток и показывая подельнику шкатулку. - Походу это наркота или
лекарства инопланетные. Прикинь, за какие башли дома опрокинуть
можно?
- А это, в натуре, серебро. - Павел поскреб ногтем окантовку
шкатулки. - Я у матери видел. Ободрать и тоже забарыжить можно.
Только непонятное оно какое-то, как будто переливается.
- В натуре кум в прокуратуре. - хохотнул жулик, решивший
умолчать о добыче из первой шкатулки. - Белое дорого не отскочит,
лучше всю шкатулку опрокинуть. Есть у меня один знакомый барыга, по
иконам и прочей древности шуршит, попробую ему впарить.
Инопланетная херня все же, не фальшак. А теперь ша - мы тут гуляли,
на курочек любовались, ничего не видели, ничего не знаем.
И оба жулика неспешным шагом направились к стоящей неподалеку
открытой кузнице, решив, что для мужиков это будет выглядеть
естественным интересом.
***
Пока неожиданные гости обедали, а после обсуждали со взрослыми
свои дела, молодая коровка нервничала. Очень сильно переживала, и
было от чего.
За всю её жизнь это первый раз, когда на хутор заглянул
НЕЖЕНАТЫЙ мужчина. И не один, а небольшой толпой, полной таких же
одиноких самцов. Про человеческих женщин юная мамоно даже не
вспоминала, в её картине мира они были несущественны, как камешек у
края дороги.
От обилия «чистой» духовной энергии невольно начинала кружиться
голова, а ноги непроизвольно подрагивать. Про «потоп», изливающийся
из сладкого девичьего местечка, Дарина старалась лишний раз не
думать. Лишь про себя благодарила матушку, заставившую ту надеть
платье, а не любимые, обрезанные под коротенькие шортики шаровары.
Такого позора, тем более на глазах стольких одиноких мужчин,
коровка могла и не пережить.
И пока девушка мялась в сторонке, не находя в себе решимости
вмешаться в «важные взрослые разговоры», её слегка потрепала по
плечу знакомая, полная нежной мягкости рука.
Вздрогнув и обернувшись от неожиданности, мамоно встретилась
взглядом с полными какой-то сонной мудрости глазами своей третьей
матушки. По сути, мачехой, третьей женой её отца, но язык Дарины
скорее отсохнет, чем назовёт эту добрую овцедлаку как-то иначе, чем
мама. Пусть не по крови, но все взрослые мамоно этого дома были ей
любящими матерями, что постоянно доказывали своей искренней заботой
все годы совместно прожитой жизни. А их дочери являлись её, Дарины,
любимыми старшими и младшими сёстрами.