Аста прошлась по ковру. Старухе показалось, что эта ужасная женщина в армейском камуфляже и арабском платке пьяна, или напичкана наркотиками. Однако, Аста просто обходила разбросанные игрушки, выписывая вокруг них замысловатые пируэты тяжёлыми ботинками.
– Утюг есть? – неожиданно спросила она, словно ни к кому не обращаясь.
– Не догадался взять, – старлей растянул губы в мерзкой гримасе.
Она вздохнула. Стояла посреди комнаты, всунув руки в карманы и вспоминала бородатого ливанца из окружения Кайры. Смотрела тогда, как он аккуратно наматывает оплетённый нитью электрический шнур на деревянную рукоять за черным цилиндром с обгоревшим жалом. «Лимада? – спросила она. – Зачем? Лучше патроны возьми или воду». «Волосы завивать буду, – ответил он». Тогда араб глянул на неё, как на полноценную тупицу. Спустя два часа она знала – лучше паяльника для выколачивания сведений ничего ещё не придумали. Кроме утюга, конечно, но тот слишком тяжёл, чтобы таскать его в рюкзаке за спиной.
Латиф вскинул на неё бешеные глаза.
– Уходи, пока тебя не прикончили. Попробуй спасти свою жизнь, – процедил он. – Постарайся, чтобы тебя не нашли сразу.
Аста знала, что такие самонадеянные, наглые и напористые понимают только язык силы. И чем быстрее почувствуют свою слабость, тем быстрее изъявляют желание пообщаться. Иногда такое рьяное, что и кляпом не остановить, и семью для этого трогать не так уж и обязательно.
– Нет, так просто уйти не получится, – произнесла она и выстрелила ему в ступню.
Старуха зашлась криком и поползла к ней. Пустила слезу девочка. Её мать вцепилась зубами в ладонь, а мальчишка принялся выкрикивать проклятия.
– Всем молчать, – прошипела Аста и повела стволом перед собой. – Кто оглох – получит пулю… В этот раз в голову.
Она ударила носком ботинка орущего сирийца в колено. Подумала секунду, и выстрелила ему в ступню второй раз. Вопль превратился в дикий рёв.
– Мне кажется, что лучше выполнять мои приказы, – поморщилась она. – Я права?
– Да, – совершенно спокойным голосом ответила молодая женщина и вдруг тихонько, с причитаниями, захныкала в унисон с маленькой дочерью.
Она без конца повторяла «Господи, господи, господи…». Шрамов наотмашь хлестнул её ладонью по щеке. Она отшатнулась и завыла в полный голос. Несколько мгновений он смотрел в её искажённый криком рот, потом перебросил оружие в другую ладонь и сжал пальцы в кулак. Тяжёлый удар отправил женщину на пол. Он сплюнул, подтолкнул к ней слетевший туфель и мотнул головой на дверь, где, сложившись пополам, лежали два трупа в общей луже крови.