Родители мечтали, чтобы мы учились. Сами они были полуграмотными – мама вообще крестом расписывалась, а папа старался усваивать, как говорится, на лету. Где чего услышит – то и запомнит. Даже со мной стал учить немецкий язык. Так, со стороны, в селе никто и не знал, что в нашей семье кто-то неродной. Все мы друг друга любили и старались помочь, кто в чем горазд.
На следующий день наша семья готовилась поздравить Катю с днём рождения. Мама всё хотела именины отмечать, как по старинке, но папа беспокоился и говорил, что лучше не «вступать в контры». Что он тогда подразумевал, не знаю. Но частенько они с мамой тихо между собой переговаривались, чтоб дети не слышали, а мама плакала, когда в округе стали ломать церкви.
Итак, наступил день рождения Кати. 20 мая 36-го года. У нас в семье денег немного было, но папа с мамой старались, чтоб на праздники мы были нарядными. А младшему брату Сашке мама сшила настоящий костюм. Я очень радовалась за Катю, но вся была в мыслях о завтрашнем дне, моём первом настоящем занятии по вокалу. Я всё ждала момента, когда папа отлучится от застолья, чтобы рассказать ему происходящее.
Мы дружно уминали приготовленный в печи мамин пирог с прошлогодними яблоками. А потом мама подала борщ, и мы ели деревянными ложками. Маленький Сашка любил за столом баловаться: то меня ущипнёт, то Машу за косу дёрнет. А папа грозился в шутку: «Эй, малой! Сейчас ложкой по лбу кааак дам!» и замахивался, а мы смеялись. Конечно, Сашку никто не наказывал.
После сытного обеда я, наконец, подошла к папе, взяла за руку и потащила в нашу с Машей комнату: «Папа! У меня завтра первый урок пения! Ты знаешь кто живет в одиннадцатом доме?» – свалив все вопросы в кучу, налетела я.
Папа растерялся сначала, затем стал перечислять: «Значить, это… в десятом живут Дугины, в девятом Студенкины, а в одиннадцатом… там вроде какой-то богатый человек живёт. Говорят, это его дача здесь, а сам он из города. А тебе по что надо?» И посмотрел, будто я что-то неладное задумала.
Я и рассказала про вчерашнее прослушивание и про знакомство с моим будущим учителем из дома культуры.
Я рассчитывала как и обычно на поддержку, но попала впросак.
Папа позвал маму. «Всё пропало» – промелькнуло у меня в голове. И странно было, ведь он знал, что я прослушиваться иду. Мама прибежала вместе с задиристым Сашкой. Он всегда чувствовал неладное и из-за угла поддакивал ругающей маме. Меня это всякий раз злило, но я решительно не обращала внимания. Отец попросил повторить сказанное ему. И никакие попытки остановить его ничем не закончились. Мама слушала, заламывая руки, и вздыхала. Сашка смотрел на меня, как, наверно, смотрит паук, когда в паутину попадает бабочка. Ему все было зрелищно и забавно. В эти минуты я его ненавидела. Только Катя, заслышав укоры родителей, пришла меня поддержать. Мама говорила: «Как ты вообще могла позволить себе пойти к какому-то человеку в дом? А вдруг…». И тут началось. «Вдруг, тебя бы обидел кто? А кто их знает, этих городских…». И последними ее словами были: «Аня! Никакого пения!! Слышишь? Чтоб я даже не слыхала больше! Завтра, вон, пойдём со свеклой возиться, хоть какая от тебя польза будет» (недавно нашей семье выделили небольшой земельный участок для посадки картошки и свеклы в Покровском-Стрешнево). Положение – хуже некуда. Я угрюмо согласилась, ничего не поделаешь.