Лексингтон был на его стороне: для министра по внешним сношениям это не стало новостью. Каустон колебался. Эдриан Несбитсон по большей части молчал, но со стариком можно не считаться. Дуглас Мартенинг сначала был явно в шоке, но в конце-то концов он чиновник и, когда придет время, поступит так, как ему скажут. Оставался Люсьен Перро – следовало ожидать, что тот будет против, но пока что он молчал.
– Господин премьер-министр, будет несколько проблем с конституцией, – сказал клерк Тайного совета. В голосе его звучало неодобрение, но мягкое, как если бы он возражал против какого-то мелкого нарушения процедуры.
– Ну так мы их разрешим, – категорически заявил Хоуден. – Я, например, не предлагаю смириться с уничтожением, потому что по правилам некоторые пути закрыты для нас.
– Квебек, – произнес Каустон. – Нам никогда не увлечь за собой Квебек.
Момент настал.
Джеймс Хоуден спокойно произнес:
– Признаюсь, эта мысль мне уже приходила.
Глаза остальных медленно передвинулись на Люсьена Перро – Перро-избранника, божество и глашатая французской Канады. Подобно другим до него – Лорье, Лапуэнту, Сен-Лорану, – он на последних двух выборах силой Квебека поддержал правительство Хоудена. А за спиной Перро были триста лет истории – Новая Франция, Шамплейн, королевское правительство Людовика XIV, завоевание Англией… и ненависть французских канадцев к своим завоевателям. Ненависть со временем прошла, а вот недоверие – с обеих сторон – так и не исчезло. Дважды на протяжении двадцатого века Канада участвовала в войнах, и последовавшие за ними споры раздирали страну. Компромиссы и участие посредников обеспечили стране ненадежное единство. А теперь…
– Похоже, мне можно ничего не говорить, – угрюмо произнес Перро. – Вы, мои коллеги, словно подслушали мои мысли.
– Трудно не обращать внимания на факты, – сказал Каустон. – Или на историю.
– Значит, на историю, – тихо произнес Перро и вдруг изо всей силы стукнул по столу рукой. Стол зашатался. А голос Перро гневно загремел. – Вам что, никто не говорил, что история не стоит на месте, что мышление прогрессирует и меняется, что разделы – это не навечно? Или вы спали – спали, пока лучшие умы становились более зрелыми?
Атмосфера в зале мгновенно изменилась. Слова Перро прозвучали как внезапный удар грома.
– Какими вы нас считаете – нас, квебекцев? – ярился Перро. – Вечными крестьянами, дураками, неучами? Или мы ничего не знаем – этакие слепцы, не ведающие, что мир меняется? Нет, друзья мои, мы разумнее вас и меньше погружены в прошлое. Если мы должны на это пойти, то с болью пойдем. Ведь боль – не внове для французской Канады, как и реализм.