Да что там обеды! На рубль можно было целых десять раз сходить на мультик «Ну, погоди!», тридцать три раза сгонять туда-сюда по городу на гремящем трамвае и столько же раз выпить газировки с сиропом из автомата (да еще бы и одна копейка осталась на стакан без сиропа), съесть пять чудесных пломбиров, купить кучу пулек в тире (не помню, сколько они стоили, вроде две копейки за выстрел), можно было сгонять в парк Горького и прокатиться там несколько раз на каруселях, но вместо всего этого мы почему-то пускались в опасное путешествие с цыганками, злыми подростками и расплющенностью тел в троллейбусе. Мы лишали себя стольких удовольствий ради одного рублевого «Дональда», который, кстати, если уж продолжать сравнительную математику цен, стоил, получается, в десять раз дороже одной нашей, «красной», жевательной пластинки, это которая, помните, я говорил, рвалась быстро и продавалась по пятьдесят копеек пачка.
А по одному «Дональду» мы, вообще-то, почти никогда и не брали. Если уж гулять, то по полной, мы ж русские, хоть и пионеры! Да и стоила бы вся эта кутерьма с беготней одной жвачки? Так что отвесьте мне, пожалуйста, дорогая цыганочка, пару «Турб» и три «Дональда»!
Восторг, который охватывал нас после того, как разворачивалась обертка, не сравним был ни с чем! О, этот запах, о, вкус этот незабвенный! Закрываю глаза и исхожу слюной через тридцать почти лет. Некоторые, конечно, не выдерживали, дети все же, и к пиршеству приступали немедленно, здесь же, посреди локтей и «следующая-остановка-улица-ленина-проходим-не-задерживаемся-двери-закрываются», но большая часть держалась. Так и шли, стиснув кулаки, пока не пересекали порог дома. Лучше, кстати, пересекать его так же, как и ехали, – всем вместе, чтобы заценить у друга вкладыш.
Вкладыш! Кадр из диснеевского мультика, где утенок, или мышонок, или еще какой-то зверь смешнючий чего-то делали свое мультяшное, мини-сценка из приключений неизвестных нам в то время героев. Рисунок, перегнутый пополам изображением внутрь. Стоишь в наполовину снятых ботинках в прихожей у друга со ртом, набитым белой сладкой рельсой, и то к себе заглянешь во свежераскрытый вкладыш, то к нему. А потом можно было вторую развернуть, третью, но не жевать пока, нет, а только лишь вкладыш позырить. Приходить домой надо было, конечно, до появления наших родителей, чтобы не нарваться, чтобы не пришлось объясняться, откуда, да зачем, да куда потратил. Матери наши работали обычно с девяти утра до шести вечера в том, что позднее будут именовать офисами, а отцам было сложнее: они обычно вкалывали посменно, так что график поездок за «Дональдами» надо было планировать заранее.