– Михаил Викторович, – сказал я, подыскивая слова. Я решительно не знал что говорить, и когда слова были произнесены, они оказались для меня такой же неожиданностью, как для шефа, – звезда эта сегодня взорвалась.
Шеф поднял взгляд, посмотрел на меня без всякого выражения.
– Идите, Костя, – сказал он. – Что еще за фантазии?
Юру я нашел в библиотеке. Он просматривал новые журналы и вполголоса разговаривал с Ларисой.
– Что шеф? – спросил Юра, отложив журнал.
В нескольких словах я пересказал разговор.
– Ты действительно видел? – сказала Лариса. – Или это твоя фантазия из тех, что ты рассказываешь Людочке?
– Что-то он видел наверняка, – вместо меня ответил Юра. – Спектр засвечен, и на нем ярие полосы. Если яркость звезды за время экспозиции сильно возросла, то понятно, почему спектр плохо получился. Экспозиция оказалась слишком длительной. Конечно, если звезда действительно вспыхнула…
Юра вышел, а я остался.
– Иди отдохни, – сказала Лариса. – У тебя круги под глазами.
– Здесь тепло, – сообщил я.
Лариса посмотрела на меня удивленно.
– Костя, – сказала она, – что происходит? Эти твои фантазии…
– Давай-давай, – пробормотал я. – На меня скоро будут смотреть как на помешанного. Начни первая. Ты тоже не хочешь понять?
– Что понять, Костя?
– Что я не фантазирую. Ты знаешь меня не первый год – когда это я отличался буйным воображением? Помнишь, я писал тебе записки и не мог придумать слов покрасивее – фантазии не хватало. Я действительно вижу звезды так, будто они рядом. И планеты вижу. И то, что на планетах. Я видел, как взлетал звездолет, он был… как бы это сказать?
Я замолчал. «Черт, – подумал я, – почему, когда я рассказываю Людочке, нужные слова сами приходят в голову? Ага, вот оно. Жалость. Лариса меня жалеет – глаза у нее круглые, испуганные. Она не хочет, чтобы я рассказывал, как не хотят слушать бреда больного».
– Костя, – сказала Лариса. – Хочешь совет?
– Давай, – вяло согласился я. Пусть посоветует, а потом я спрошу совета у Юры, у Валеры, у Саморукова и даже у Абалакина. Соберу все советы и выброшу в овраг у Четырехметрового.
– Понимаешь, Костя… Я не знаю астрономии. И ты не знаешь. Ты просто хочешь необычного. Иначе не ушел бы с завода, верно? Но ты неправильно начал. Ты еще не знаешь, что это такое, когда Саморуков недоволен. Он не простит, если ты не будешь поступать так, как ему нужно.