– Послушай ты, подвижник, – Юра был ошарашен. – Ты не был дома две недели! Тебя мама ждет!
– Я позвоню, – пообещал я. – Поздравлю с праздником.
– Это же неправильно! – воскликнул Юра, потому что других слов у него не было. Его оттеснили, и он отступил, так и не удовлетворив своего любопытства.
– Что такое подвижник? – немедленно спросила Людочка.
– Это когда человека просят подвинуться, а он не соглашается, – брякнул я, думая о другом. Я смогу напроситься к кому-нибудь посмотреть Новую Хейли, если вдруг закончится бесконечный дождь.
– Хочу сказку, – объявила Людочка, – сегодня ты еще не рассказывал.
– Верно… Сегодня страшная сказка, ты будешь бояться.
Людочка настаивала, и я рассказал, как умирала старая звезда.
– Почему ты не помог ей? – осуждающе спросила Людочка.
– Я не волшебник, я только учусь. Я не могу управлять звездами.
– Нет, можешь, – убежденно сказала Людочка. – Даже дядя Миша может. Он какую хочешь звездочку достанет с неба. Он маме обещал на день рождения.
Дядя Миша? Саморуков? Звезду с неба? Для Ларисы? Вот это новость… Шеф, вечно занятый, о котором и подумать нельзя, что он способен на нечто подобное! Любовь? Какая, к черту, любовь? Что можно полюбить в Саморукове? Научную честность? О чем он может говорить с женщиной, если не о работе?
– Что с тобой, дядя Костя? – спросила Людочка. – Тебе грустно?
– Нет, – сказал я, – просто подумал, какой хороший человек дядя Миша…
Назавтра дождь кончился, но тучи стали еще плотнее. Они висели так низко, что съедали вершину Медвежьего Уха. В читальном зале было прохладно и уютно – круг света от лампы высвечивал полстола, и мне казалось, что я сижу в маленькой комнате, и в камине тихо трещат дрова.
Я записал в бортовой журнал сведения о своих звездных экспедициях. Писал полдня и, когда перечитал написанное, подумал, что это даже как фантастика никуда не годится – сухо и не интересно. Одно дело – рассказывать, будто заново все переживая, другое дело – записывать. Почему-то нужные и единственно правильные слова в голову не приходят, остаются одни только штампы.
Я отложил тетрадь и взялся за оптику. Толстый том «Глаз и свет» я одолел почти до середины. Правда, я пропускал формулы, ловил только идеи, факты – все о зрении. Ничего в голову не приходило. К галлюцинациям мои видения не относились. Обман зрения исключен. Эйдетические образы? Откуда им взяться? Ровно ничем эта книга мне не помогла. К вечеру голова гудела, распухнув от сведений, которые я в нее втиснул. Я уже и не помнил, где и что именно я вычитал. Этого и следовало ожидать при таком бессистемном подходе.