Постепенно
осознание реальности возвращается. Вот очертания лазарета, слабо
освещённого предрассветными сумерками. Тихое дыхание других раненых
офицеров за стеной. Специфический запах целебных снадобий. Я здесь.
Я жив. Легче от этого не становится. Стоит вновь погрузиться в сон,
и кошмары вернутся.
Кто-то,
должно быть, услышал мои стоны - у постели возникает обеспокоенное
лицо целительницы. Она проверяет повязки, осторожно касается моего
лба прохладной ладонью. Что-то спрашивает - кажется, о
самочувствии.
Я лишь
мотаю головой, пытаясь изобразить слабую улыбку. Не стоит пугать
бедную девушку своими терзаниями. В конце концов, это мой бой - и
его придётся выдержать в одиночку.
Лекарка
уходит, а я безвольно откидываюсь на подушку. В висках пульсирует
глухая боль - то ли отголосок пережитого недавно, то ли предвестие
грядущих испытаний. Тяжело вздыхаю и закрываю глаза. Здесь и сейчас
я бессилен что-либо изменить. Остаётся лишь попытаться урвать ещё
час-другой беспокойного сна и надеяться, что утро принесёт хоть
какую-то ясность.
На
следующий день, после очередного сеанса бесплодных попыток
восстановить память, когда боль в висках становится почти
нестерпимой, дверь в мои покои тихо открывается. На пороге стоят
Текору, Райдо и Изаар – лица друзей выражают искреннюю тревогу и
сочувствие.
– Как ты? –
спрашивает Текору, подходя ближе. – Лекари говорят, ты почти не ешь
и плохо спишь. В чём дело?
Я пытаюсь
изобразить беззаботную улыбку, но, судя по реакции друзей, выходит
не очень убедительно.
– Голова
раскалывается, – признаюсь я. – Воспоминания путаются. Чем сильнее
стараюсь их ухватить, тем больше они ускользают.
Смуглокожий
Изаар хлопает меня по плечу.
– Не
перенапрягайся так, – говорит он. – После такой заварухи немудрено,
что мозги набекрень.
– Не
пытайся разгрести всё в одиночку, – добавляет Райдо. – Мы же братья
по оружию, забыл?
Их слова
действуют на меня успокаивающе. Впервые за долгое время я чувствую,
что не один. Что у меня есть надёжные товарищи, готовые
поддержать.
– Спасибо,
– вздыхаю я. – Не знаю, что бы без вас делал.
– Давай без
соплей, – ворчливо обрывает меня Умник.
Мы общаемся
больше часа, и когда они уже собираются уходить, я откидываюсь на
подушки, чувствуя опустошённость. Разговор не принёс озарения, не
вернул утраченные фрагменты, но, по крайней мере, я больше не
ощущаю себя потерянным в лабиринте собственного разума.