Едва мы оказались в холле,
Шереметева резко ко мне обернулась.
— Николаев, на пару слов.
Интересно.
Кати присела на диванчик, а мы с
будущим командиром отошли к окну. Все это время Шереметева без
стеснения меня разглядывала. Да и я смог получше ее разглядеть.
Когда-то была хороша собой. Сейчас
тоже все было не так плохо, но несколько шрамов, которые она не
пожелала сводить, много седины в волосах, ледяной взгляд и военная
выправка не добавляли графине шарма.
— Вы меня впечатлили, Николаев, —
глядя мне прямо в глаза, сказала Шереметева. — И полностью пошли в
мать.
— Приму это как комплимент.
— Это констатация факта, Николаев.
За помощь девушке спасибо. Она рассказала, что вы предложили ей
этот вариант.
— Но переживаю, что не выдержит.
Шереметева улыбнулась.
— А вы уверены, что сами
выдержите?
— Это угроза, ваше
превосходительство?
— Предостережение. Нужно быть
отчаянным человеком, чтобы рваться служить в место, о котором
ничего не знаешь. Девушку я могу понять — у нее было мало
альтернатив. Но вам-то это зачем, Николаев?
Я улыбнулся.
— Может, я просто хочу показать вам,
что Николаевы бывают разными?
Шереметева криво усмехнулась.
— Что ж, наглости и веры в себя вам
точно не занимать. Хорошие качества для обреченного.
— Прошу прощения?
— Обреченного, Николаев, — хрипло
отозвалась дама. — В «Четверке» нам уже дали негласное название —
Корпус обреченных.
— На что, ваше
превосходительство?
— Либо на вечную славу, либо на
оглушительный провал. Других дел мне не поручают. С нетерпением жду
возможности увидеть, на что вы способны. Всего доброго,
Николаев.
Шереметева развернулась на каблуках
и, прихватив с собой Кати, вышла из зала ожидания.
А у меня в кармане как раз
завибрировал телефон.
— Слушаю.
— Алексей, добрый день! Это
Черкасов.
Алексей? Несколько фамильярно, ну да
ладно. Впрочем, если вспомнить все, что между нами было, то впору
пить на брудершафт.
— И вам доброго дня, — торопливо
сказал я. — Чем могу?
— Нам бы сегодня отобедать в
спокойном местечке. Получится?
Обычно Черкасов не изъяснялся столь
фамильярно. Значит, не мог говорить открыто и не желал светить
меня. Но намек я понял.
— Могу пригласить вас к нам в два
часа дня. Устроит?
— Вполне. До встречи!
Черкасов отключился, и я спрятал
телефон во внутренний карман. Матушка как раз вышла из Белого зала
и направлялась ко мне.