Пока я собирал ветки для костра, у меня в голове возникла
фантазия, как ведьма танцует дикий танец будто в трансе, и ее тело
начинает лосниться от пота – горячего, здорового, одуряюще
пахнущего… на вкус, наверное, как… словно… я не мог подобрать слов.
Ведьма танцевала в центре смерча из моих беснующихся эмоций.
Бодро затрещал хорошо уложенный костер. В его свете тело ведьмы
покрыли оранжево-красные переливы. Ее кожа, белая и гладкая,
принимала на себя цвет легко и естественно, словно холст – краски.
До этого момента я был уверен, что ничто не может быть упоительнее
алебастровой белизны ее тела, и вот она превзошла саму же себя
(даже не заметив этого). Я уставился, очарованный. Если она сочтет
такой взгляд слишком дерзким, пускай наказывает как хочет, я все
равно буду смотреть! В трепещущем свете казалось, что татуировка
костяного змея на ее ноге ожила, и тот плывет в огненной реке,
лаская бедро и заползая под шорты. Эх…
Из подшортовых мечт меня выдернул уже знакомый звук. (Точнее,
выдернул из одной мечты в другую…) Она дважды щелкнула пальцами, и
я поспешно упал на четвереньки, успев заметить довольную улыбку. В
моем словаре появилось новое словосочетание – "властная улыбка".
Ведьма села мне на спину как на скамейку.
Такой основательный контакт с ее ягодицами, на которые я
засматривался уже несколько часов, был подарком. Увы, она была так
далеко, да еще и одежда разделяла нас. Я вспомнил, как вечером она
сидела на моей груди, одетая лишь в траву, и позавидовал самому
себе.
– Тебе не тяжело? – с притворной заботой спросила она, приподняв
ноги от земли и бесцеремонно ерзая, наваливаясь всем весом.
– Нет… – выдавил я.
– Хорошо. А то пришлось бы сидеть на тебе постоянно, чтобы ты
развил необходимые мышцы.
Да уж. Из нее получился бы отличный тренер. Я представил, как
записываюсь на какое-нибудь карате и тренером там оказывается ОНА.
А потом оставляет после занятий…
Видя, что я стою крепко, ведьма даже привстала и плюхнулась с
размаха, прислушиваясь к моим кряхтениям с плотоядной улыбкой. Тем
не менее, поиздевавшись, она поставила ноги на землю и перенесла на
них часть веса. Так мне стоять было относительно легко. При всей
своей акульей жестокости она была такая чуткая и деликатная, что я
аж прослезился от умиления. Вот он, стокгольмский синдром.