Но на деле ж ещё грубее. Была бы хоть толика романтики в нынешних отношениях, скрывала бы я Знаменева от мамы? Ведь нет же! А так стыдно, стыдно, что я вот такая… Безотказная, потакающая собственному телу, забившая на душу…
— Ты ее всегда с руки кормишь? — спросил Игорь, когда я уселась на пол подле собаки и миски с кашей и кусочками вареного мяса.
— Кашу она обычно ест сама. Это собачью еду игнорирует и приходится уговаривать попробовать. Как распробует, начинает живо есть. Но сейчас она стесняется. Оставлю с тобой, так она вообще есть не будет до вечера. Ну… — продолжала я говорить, хотя меня и не спрашивали. — Все мы с возрастом капризными становимся. Ничего не поделаешь… Но я люблю старушек…
Сегодня у нас как раз день пожилых. Устраиваем раз в месяц постригушки за символическую плату. Правда, и в обычные дни стрижём пенсионеров с большой скидкой, хотя мои коллеги не очень любят записывать к себе божьих одуванчиков. Не хотят работать себе в убыток. И я их понимаю. У них семьи. У меня — только собака. Я могу позволить себе иногда работать в убыток. Для души.
Почему? Ну, потому что, по питерскому современному классику, дошла до возраста, когда щемит сердце желание внучатами побыть. В каждой старушке пытаюсь отыскать не только свою бабушку, но и его, ведь это Вера Ивановна свела меня с Игорьком.
Игорек, так она всегда ласково называла внука. Я — только в мыслях. Боюсь, обидеть его лишним напоминанием о невосполнимой утрате. Если Знаменев и любил в жизни какую-то женщину, то это Веру Ивановну. У него тоже щемит сердце не только в день рождения или в день смерти бабы Веры, а всегда… Ведь не может человек не любить вообще. Так хоть память бабушкину любит…
Я знаю. Я видела эту любовь, когда приходила раз в три месяца подстригать Веру Ивановну. Родители всю жизнь зарабатывали бабло, а Игорька с пелёнок воспитывала она, папина мама. Хорошо или плохо, не мне судить. Мне с ним всегда было хорошо, пусть и редко. Зато на постоянной основе: с двадцати лет пью с его губ и мёд, и дёготь… Если мать узнает, что все это время я оставалась его любовницей — убьёт. В самом худшем случае — уволит.
Парикмахерская принадлежит дочери ее подруги, которая десять лет назад свалила замуж в Штаты и мне, кстати, предлагала сделать тоже самое… Так что моя мать теперь в двух ее салонах что-то вроде куратора. Сама после пятидесяти стала редко кого стричь, отдала все время детям моей сестры, а мы со Светкой надсмотрщиками за молодняком ходим, хорошо еще в разных местах. Я выбрала салон в трех шагах от дома.