— Понятно.
— Он твой друг? — предполагаю я.
Влад не отвечает сразу. С половину минуты он молча смотрит на меня, будто чего-то ждет или что-то обдумывает; не знаю.
— Да, — говорит он. — Лучший. Как и твой, кстати.
— А ты? — удивляюсь я.
— Я твой муж. — Он скупо улыбается, но в темных, уставших глазах сохраняется пустота. — Это другое.
Я неловко молчу. Мне нечего ответить на эти несколько странные слова. Даже теперь, когда нюансы наших с Владом отношений моему разуму недоступны, можно догадаться, что подтекст его последней фразы скрывает почти явную горечь. Зависть, быть может.
Трудно сказать, чего я ожидала, от доктора узнав о существовании у меня целого мужа, но невольно я чувствую сильное разочарование. Мрачный и сдержанный мужчина напротив никак не производит впечатление любящего и заботливого супруга, довериться которому — плевое дело.
— Мы давно женаты? — спрашиваю я и, припомнив сюжеты любимых сериалов моей покойной бабушки (вот уж какой информации никакая амнезия не страшна), добавляю: — И я хотела бы увидеть документы: о браке, свои собственные, твои…
Влад усмехается.
— Не доверяешь?
— Не то чтобы, — пожимаю я плечами, ничуть не лукавя. — Но и наивной овечкой быть глупо.
— Разумно. Я захвачу документы в следующий раз, — обещает он. — Надеюсь, тебя успокоит, что в больнице наши данные уже проверили. Твой айди был при тебе в момент аварии, так что с поиском твоих родственников у них проблем не возникло.
— Айди?.. — Меня будто ударяет разряд тока изнутри. — Мы не в…
— Нет, мы не в России. — Влад качает головой. Его внимательные глаза следят за мной с возросшим беспокойством. — Ты не поняла раньше? Доктор говорил с тобой на английском.
Я снова возвращаюсь к первым минутам своего пробуждения, с трудом воскрешаю в памяти лицо медсестры, неразборчивые звуки ее речи, едва достигавшие моего слуха сквозь заполнивший черепную коробку гул. Осознание приходит не просто постепенно, а, по правде говоря, с ощутимым скрипом.
Мне вспоминается, что даже с появлением в палате врача я не сразу поняла, что произошло и почему все вокруг меня такое… другое. Тогда что-то царапалось на подкорке, но эмоции — от беспробудного смятения до леденящего ужаса — правили балом, пока мой мозг отчаянно пытался заработать в полную силу.
Доброжелательный и спокойный голос врача достиг моего сознания уже после. Когда меня осмотрели и дали какие-то лекарства, а затем помогли сесть в кровати и позволили еще несколько минут хватать ртом воздух, чтобы успокоиться (теперь-то я понимаю, что вряд ли мне удалось избежать истерики без помощи какого-нибудь препарата).