Впрочем, не скажу, будто служить
учебным пособием для отработки обездвиживающего приказа было так уж
легко и приятно. Довелось мне и биться в корчах, когда проигрывал
противостояние в контроле над собственным телом, и сознание терять
после атак некоторых очень уж поднаторевших в такого рода
воздействиях неофитов. Иной раз чужая воля оказывалась чересчур
цепкой, её из своей ауры приходилось буквально вымарывать.
А возвращался в камеру и упражнялся,
упражнялся и упражнялся. Особой надежды на врача не было, ставку я
по-прежнему делал на побег и потому раз за разом шибал ударным
приказом по замку. Едва ли начал попадать по нему так уж чаще, зато
теперь, прежде чем сбивала с ног отдача, успевал врезать и с правой
руки, и с левой.
Впрочем, это достижение было не из
тех, коими стоило бы гордиться. Драный замок ни разу не звякнул, не
шелохнулся!
Ну а дальше за меня взялся Заруба.
Я-то наивно полагал лысого дядьку простым надзирателем, а он
оказался полноценным наставником и обучал приютских воспитанников
технике ударного приказа. Выяснилось это, когда меня впервые вывели
во двор, в одном из углов которого обнаружилась засыпанная речным
песком площадка.
— Ну-ка, бестолочи, как нужно бить? —
спросил там Заруба у пятёрки неофитов:
— Быстро и резко! — спешно ответил
один из озябших на холодном осеннем ветру юнцов.
— Точно в цель! — добавил другой.
— Сильно! — пробасил черноволосый
крепыш.
Заруба наставил на него указательный
палец.
— Не просто сильно, но соразмерно
ожидаемому результату! — объявил он и с усмешкой признал: — Ну и
сильно тоже. Можете не сдерживаться, он в вашем полном
распоряжении! Первый!
Я шатнулся вбок, и лишь горячим
ветерком обдало. Думал, наставник помянет маркитантскую лодку, но
тот лишь отвесил промахнувшемуся воспитаннику крепкого леща.
— Мазила! — ругнулся Заруба. —
Второй!
Этот парнишка оказался
сообразительней и провёл меня, вскинув руку и при этом не ударив.
Шибанул приказом он уже после того, как я скакнул в сторону.
Хлоп! И лежу на песке, перед глазами
с бешеной скоростью крутится небо, в ушах — звон, во рту —
металлический привкус крови. И — не вздохнуть.
Но очухался, конечно,
заворочался.
— Слабенько! — с презрением бросил
Заруба.
— Да? — оскалился я. — А если самого
так?
Неофиты рассмеялись, наставник развёл
руками.