В деревне у нас как было? Гулянья по
воскресеньям. Коли не хочешь в город ехать, можно было и там
чинно-благородно пообщаться. На площади перед сельской управой
оркестрик играл, а иногда и на гармонях умельцы. Там же вечерами
танцы – кто-то из бабулек-матрон обязательно рядом, для
благопристойного пригляда.
А тут? Как не ляпнуть, чего не след?
Да и девушку в дурацкое положение ставить не хочется.
– Ну-у, – она оценивающе посмотрела
на меня, – по-первости, можно в городском парке погулять, там нынче
зверинец обновили, называется теперь по-модному – зоопарк, очень
интересно. Можно по набережной пройтись. Там музыка, Иркутский
полковой оркестр по выходным играет. Как вам?
– Да мне, собственно, без разницы.
Можно вообще и туда, и туда. И на зверюшек посмотрим, и по
набережной прогуляемся. Съедим чего-нибудь, например.
– Мороженое! – сразу оживилась
Серафима. – В зоопарке обещались палатку поставить, со всякими
сортами!
– Прекрасный план! В вопросах
поедания мороженого я весьма сведущ.
– Неужели?
– Да-а, в заграницах случалось разных
сортов пробовать. Редко, правда. Там всё больше условия таковы, что
не до мороженого.
– А вы уже и в заграницах успели
побывать?
– Трижды.
– Да ну?! – не поверила Серафима. – С
родителями? По семейным делам, наверное?
– В некотором роде. Два раза – с
отцом, да. В один отряд завербовались.
– Так вы имеете в виду военную
службу? – расширила она глаза.
– Так точно. Три разных точки
прохождения контрактов.
– А сколько же вам лет, Илья?
– Двадцать по зиме стукнуло.
– Ничего себе! И прямо приходилось
воевать?!
Я перебрал в голове свои
поездки...
– Немножко. Так во сколько удобно
будет за вами зайти?
– Может быть, лучше у памятника на
набережной встретимся?
Это означало, что меня наглым образом
лишат целого часа общения с приятной девушкой – полчаса дороги
туда, да полчаса обратно!
– Отчего же так?
– Боюсь, не отпустят меня с
кавалером. Папенька у меня строгий.
– Серафима, а давайте я официально
попрошу вашего папеньку разрешить нам прогулку. Уж если сам спрошу,
то не откажет, я надеюсь?
– Ну не знаю...
– Так мы ж ничего неприличного...
– Все вы так говорите...
Теперь уже я напрягся.
– А кто эти «все», любезная
Серафима?
– Да есть тут, – она неопределённо
махнула ручкой, – разные... Намёки неприличные делают, улыбаются, а
у самих взгляд такой масляный, фу!