– Люди разные. Казак, кыргыз. Сарт есть. Богатый бай, плохой очень. Много есть верблюд, лошадь, баран. Бедный бедняк, совсем нехорошо живет, баран жок. Идет работать к баю. Бай дает немного баран. Бедняк живет тогда.
– Как и у нас в Рассее матушке, – задумчиво протянул Федор.
– Город есть, село, аул есть много, – продолжил Саламат, – Знаю город Акмолинск, там зима, очень холодно. Еше есть Аягыз совсем маленький город. Знаю Гурьев, людей много, начальник губернатор, вот такой толстый дядька, но хорошей земли мало. Говорят, батька, там, – тут парень указал куда-то вперед, твой город Аулие-Ата. Ехать тебе туда долго надо. Речки Талас, Аса. Земля хороший. Людей мало. Мне друг рассказывал.
Пока мужчины разговаривали, проснулась Марфа жена Федора. Проверив спящую младшенькую Ниночку она привычно соскочила с телеги и начала собирать нехитрую снедь.
Немногим погодя покормив мужчин, занялась детьми.
Старшенькие: Валя и Яшка уже забегали, заиграли около дороги. После долго сидения и лежания в телеге, старясь размять свои еще детские косточки. Маша, скорчив недовольную рожицу, не захотела слезать с телеги и лежала в тенечке дыша прохладным ветерком. А маленькая Ниночка проснувшись и попив теплой водицы из глиняной бутылки заботливо укутанной в тряпье, изумленно таращила свои глазенки в желто-зеленую казахскую степь и тыча пальчиком, сказала, – тама лосадки…
– Какие такие лошадки? – На голос самой маленькой дочки обернулся Федор, – эка диво, что за звери?
Глядя на неведомых двугорбых желтых зверюг, с сумками и тюками на крепких спинах, проходящих мимо наших странников в некотором удалении- Федор чесал в затылке, – Бога ж твою душу мать. Привидится же такое!
– Верблюд. Два шишка на спине- бактриан. Куча верблюд: караван идет, товар везет, – меланхолично заметил Саламат…
Солнце все ниже опускается к горизонту. Становится ощутимо прохладнее. Замолкли дети в телеге, клюет носом сам Федор, Матрена придерживая рукой корзинку с недоеденной снедью думает о чем-то о своем, о бабьем. Поскрипывает плохо смазанное колесо в телеге. Лишь Саламат, сидя за вожжами на второй телеге позади, тянет негромко что-то свое, на непонятном для Федора языке.
– О чем ты поешь Саламат? – встряхивается от дремы Федор.
– Об этой земле. О том, что по ней идут верблюды, везут товары. О том, что едем по ней мы. Ты русский, едешь строить свой дом. А я пойду дальше. Найду себе жену, куплю баранов и … – тут дорожный акын* задумался, – тоже построю себе дом и буду ездить к тебе в гости Федор…