«В сообщении из психушки как раз и говорится, что у него навязчивая идея, будто он тополь, выросший на какой-то там могиле», – внезапно зазвучал в памяти голос доктора Сергеева.
«Всё до кучи! – внезапно обозлилась Лиза. – Тигры, собаки, могилы, пальцы, навязчивые идеи… и доктор Абрамова, как нарочно! То я никак не могла ее застать в психиатрической больнице, то она вдруг буквально рвется помогать мне в работе! Спасибо, конечно, ей… но вот интересно, почему она меня так раздражает? Из-за попытки применить ко мне простейшие методики тогда, около больницы? Ну это у нее, наверное, чисто профессиональное. Говорят, некоторые психиатры не могут избавиться от пагубной привычки управлять, контролировать, манипулировать. Они просто не могут жить по-другому! Девчонок-то и правда Абрамова нашла. Леонтий, конечно, уверен, что я злюсь на нее из чистой зависти. А на самом деле… А на самом деле – что?! Не пойму пока, но очень жаль, что не удалось все-таки доехать до Вороньего гнезда сегодня и своими глазами посмотреть на дверь, которой там вроде бы и не было, но она же была, была!»
– В «Скорую»! – раздался вдруг крик снизу, и по лестнице, ведущей из подвала, опрометью взлетел Виктор Мищенко. – В «Скорую» звони! – повторил он своему помощнику, испуганно оглядываясь.
– Что случилось, Витя? – в один голос спросили Лиза и Леонтий Комаров.
– Да умер задержанный-то, вы понимаете? – пробормотал Виктор. – Умер, честное слово! Вернее, убит! Похоже, его ножом в горло ткнули. Кровищи там… Дырка в груди. А ножа нету…
Лиза тихо ахнула и бросилась в подвал. Сзади топал по ступенькам Комаров, а наверху Виктор продолжал кричать:
– «Скорую»! Срочно «Скорую»!
Охранник стоял около решетки КПЗ, держась за нее обеими руками, словно боялся упасть. Впрочем, ноги у него в самом деле подкашивались.
– Да как же это могло?.. – воскликнул было Комаров, с изумлением глядя туда же, куда смотрела Лиза: на мертвого человека, лежащего на полу камеры предварительного заключения, закинув руки, скованные наручниками, и запрокинув голову. Лицо его было сведено гримасой боли и ненависти, и все же оно показалось знакомым Лизе.
Ну конечно, она его знает. Это же Илья Львович Эпштейн! Знакомый Вадима Петровича, и тети Жени, и отца. Да, в самом деле, у него с год тому назад умерла жена, заведовавшая отделом учебных пособий в мединституте. Отец ее хорошо знал, был на ее похоронах. А теперь и сам Эпштейн умер. Нет, он был убит…