Из этой несколько отличной от содержавшейся в ГК РСФСР 1922 г. формулировки делался вывод, что п. 2 ст. 251 – «новая норма», согласно которой продавец отвечает не только за умышленное, но и за любое неуведомление покупателя при заключении договора о правах третьих лиц на продаваемую вещь97. Такое соглашение считали допустимым, если продавец не знал о существовании прав третьего лица на продаваемую вещь98.
Впрочем, предлагался и другой подход, согласно которому слова «не предупредил об этом покупателя» толковались как «умышленно скрыл»99.
Резюмируя сказанное об ответственности за эвикцию по советскому гражданскому праву, представляется уместным привести ее лаконичное описание, сделанное О. С. Иоффе. Им указывалось, что мыслимы две ситуации: продавец отчуждает покупателю вещь, ему не принадлежащую, или такое имущество, определенными правами на которое (правом залога, найма и т. п.) обладают третьи лица. При этих условиях действительный собственник или тот, кто обладает другими правами на имущество, вправе предъявить к покупателю иск о его отобрании. И тогда продавец должен защитить покупателя от отсуждения у него вещи (защита от эвикции). Если вещь все же будет отсуждена, покупатель вправе предъявить к продавцу иск о возмещении понесенных убытков. Причем если речь идет об истребовании вещи нанимателем, то вещь изымается у покупателя лишь на время, и он вправе, не расторгая куплю-продажу, получить от продавца возмещение потерь100.
Можно заключить, что общий взгляд на ответственность продавца за изъятие товара у покупателя в отечественном гражданском праве как дореволюционного, так и особенно советского периода не отличался качественно от принятого в континентальных европейских правопорядках. Гарантия от эвикции понималась как необходимое по общему правилу последствие договора купли-продажи, и, следовательно, основание ответственности продавца в случае эвикции традиционно видели в таком договоре.