В проёме двери благоухающей комнаты возник высокий широкоплечий раб. Его чёрные смоляные волосы игриво падали на лоб, чуть задевая тяжёлые веки с длинными ресницами. Необычного оттенка сиреневые глаза отражали отработанную учтивость и любовь к женщинам, сидевшим на мягких диванчиках. Тренированное тело, с поджарыми боками и кубиками пресса, накачанные ноги, по верху которых при движении скользил край белой набедренной повязки. То и дело открывалось тёмное углубление, где, если постараться, можно было различить очертания внушительного агрегата — не утянутого материй, а свободно свисающего между ног.
— Любвий?! — встрепенулась унна, оценив красоту и стать приближающегося раба. Идеально пропорционально сложенного, без внешних изъянов или антисимметрии. — Бесподобный экземпляр! Где ты такого откопала? — напрочь перестав беспокоиться о безопасности подруги, восторженно воскликнула эмоциональная Аль-ра Ли.
Госпожа Саенса довольно и чуть снисходительно улыбнулась. Она знала, чем порадовать данную плутовку. Любительницу плотских удовольствий и раскрепощённых телодвижений. В изучении широт разврата у унны всегда был только один неприятный момент — огромный пунктище, если перефразировать. Подруга теряла интерес, если замечала в теле раба малейшее отклонение от идеала.
Лет с пятнадцати, когда мать решила подобрать раба-телохранителя для Аль-ра, ту в дрожь бросало, если у зависимых были хоть какие-нибудь внешние дефекты: приобретённые или естественные, как привычная некоторая антисимметрия, свойственная большинству видов. Много позднее подобная щепетильность перекинулась на рабов другой категории, особенно любвиев — предназначенных для ублажения своих господ. И Айлайн пришлось изрядно попотеть, чтобы найти среди множества рас представителя самого лучшего качества. Парнишка попался волевой, но довольно чувственный. Врождённая любвеобильность стала его слабостью, через которую удалось натаскать живой товар до необходимого соответствия.
— Для тебя всё самое лучшее, Аль, — отозвалась Айлайн, опустив взгляд на своего «ручного». Он всё так же лбом прижимался к её стопам, не выказывая признаков дискомфорта или неприятия. «Кажется, я перестаралась с его приручением», — ощутила мимолётное раздражение Госпожа Саенса. Всколыхнулась злость на покорность, от которой мало толку. Если Нейро столь покладист и неприхотлив, какой толк в наказании за грехи его отца и его собственное безразличие к её давним мучениям? — Прочь! — прошипела она, отпихнув раба ногой. Секунда — и тот снова у её ног, как послушная шавка.