— Он хотел как лучше, Тиль, — в конце концов сказала Ро.
Я потянула носом, надеясь, что не расплачусь.
— Тогда у вас не было возможности искать. Вы были детьми, никто
ничего не знал ни о ветре, ни о сиренах, ни о других мирах.
Она была права. Но все равно…
— Ты знаешь, у Захариуса, соседа Фарра, была картина… «Сила
воли». Там паренек идет один, через весь мир, бушует непогода…
— Знаю, — хлюпнула я. — Видела.
— Он сказал мне, что это Фарр. Представляешь… каково ему было?
Все это время? Он просто хотел оградить вас от боли, которую
испытал сам. И, может быть, выбрал не самый правильный путь. Но он
был лишь ребенком, Тиль.
Она не переставала обнимать. Я закусила губу, сдерживая дрожь.
После мамы и папы… меня никто не обнимал так, чтобы… чтобы было
безопасно. Я привыкла справляться сама. Я была должна. И я даже
была веселой. Потому что.
— Поплачь, Тиль. Будет легче.
Я хмыкнула. Я не такая плакса, как Ро. И публично не умею. Да и
вообще… не умею. Но она не обиделась на мое явное презрение, а
продолжала увещевать, похлопывая меня по спине:
— Держать эмоции в себе — вредно.
— Все хорошо, Ро. Пусти.
И я попыталась вынырнуть из рук подруги. Та позволила, но тут же
начала разравнивать мои непослушные волосы:
— Мне нравится, что ты теперь не собираешь их в косы… Тебе идет.
Знаешь, Тиль, в моем мире считается, что закрыть эмоции на замок
вовсе не значит их пережить. И потом они обязательно выстрелят.
Скорее всего, в неподходящий момент. Сирены воспользуются этим,
Тиль… Ты должна… принять.
— Как такое принять?..
Я не выдержала, одна слезинка выскользнула из угла глаза,
побежала горячей дорожкой, я хотела ее отереть, но Ро меня
опередила: это такое странное, такое забытое ощущение, когда кто-то
вытирает тебе слезу большим пальцем теплой руки… И я оцепенела.
Аврора отняла руки от моего лица и волос и повернулась боком,
облокачиваясь на мое плечо спиной.
— Я сама не знаю… Я тоже не могу принять тысячи вещей. Потому
море Белого Шепота и испытание. Потому что так у всех — все не
могут чего-то принять, пытаются спрятать, но оно… есть, и его
никуда не денешь. И здесь все выплывает наверх. Такие вещи есть,
Тиль. Они просто есть, ты ничего не поделаешь, но это не… не конец.
Мы принимаем, что что-то случилось, и что мы не сможем никогда
смириться, но… жизнь идет дальше.