Но я осталась в сознании, в отличие от Шарка.
— Я не хочу бросаться за борт!
— Лучше уж в Мерчевиль!
— Капитан!
— Только через мой труп!
— Требуем повернуть «Искателя»!
— Лучше лично отвечу перед предводителем!
— Да не этим, а самим Хью…
— Если вы настаиваете про труп…
Мне показалось, или прозвучал выстрел из арбалета?..
Они все звучали как привидения Ро. Как привидения любого из нас,
когда лопнут охранки. Мне показалось, за кровью блеснул свет.
— Я у вас позаимствую…
Только голос Ро напоминал о том, что все это громкое — еще не
смерть.
Моего лица коснулось что-то прохладное и приятно пахнущее.
Цитрусовое зелье и вода?..
— Тиль, ты меня слышишь?
Я кивнула, пытаясь разлепить губы.
— Нет-нет, молчи, даже не пытайся говорить… Что за зверь…
— Как она? — это был голос Чака.
— Тебе ли спрашивать! — зло выплюнула Ро. — Прикажи отпустить
моего мужа, немедленно!
Наконец мне удалось это сказать:
— Я сама…
И голова будто взорвалась огнем.
— Супчик из сирены? — донесся еще откуда-то довольный крик.
— Чак, ну, скажи им!
Мне удалось нашарить и выудить из ослабевших рук Ро тряпку,
которой она пыталась обмыть мое изуродованное лицо.
— Брат… даже не смей покидать меня… Капитан!
Я приложила прохладную мокрую ткань к лицу. Я… жива?.. Или мне
кажется?
— Курс на Мерчевиль, — приказал голос капитана Гэрроу. Совсем на
него непохожий.
Еще немного света… Кажется, одно веко шевельнулось…
— Нет, — Ро отобрала у меня тряпку мягко, — Тиль, пока не
открывай глаза…
Голос ее плакал.
— Прошу…
— Девчонку тоже бросьте в трюм. До выяснения обстоятельств.
— Гэрроу, она ведь ранена!
— Птиц… отнимите свистки. Продадим при случае. Гупо, займись.
Выполнять! Сожалею, госпожа Бореалис. Бимсу, проводи госпожу в
каюту.
А потом по плечам, будто град, застучали холодные крупные капли
дождя.
Море Белого Шепота, мерчевильские
воды. Третье орботто.
Надо отдать должное тому тюремщику, что забрал меня в трюм — он
не был жесток, как полагалось пирату. Где-то уже внутри он
остановился, решительно развернул меня за плечи. Я честно пялилась,
но различала лишь расплывчатый силуэт. И немного света. Остальное —
боль.
Провожатый осторожно повернул мою голову вправо, влево. Будто
рассматривал. Голос у него был хрипловатый, низкий:
— Глаза уцелели, повезло. Но шрамы, увы, останутся. Эх, а была
такая миленькая… — цокнул языком. — Идем.