— Властью данной мне нашим милостивым и справедливым
Императором, обвиняю род Разумовских в государственной измене.
Наказание — отбор магического дара в пользу Империи и смерть через
повешение. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. К
исполнению — немедленно!
Голос мужчины в чёрной одежде летел над площадью, достигая
самых дальних рядов. Я словно висел в воздухе, наблюдая за
происходящим уже с другой точки.
Молодая девушка, еще вчерашняя девочка, громко всхлипнула.
Но тут же закрыла лицо рукой, в которой был зажат некогда
белоснежный платок. Её худые плечи затряслись от беззвучных
рыданий…
— Отее-е-ец… — невнятно пробормотала она. Слёзы градом
катились из её прекрасных зеленых глаз, а её взор был устремлен на
эшафот. Там, всё так же безмолвно, стояло несколько приговорённых к
казни. Всего трое.
Крепкий пожилой мужчина и двое молодых людей.
Присмотревшись, можно было безошибочно сказать, что это сыновья
старшего мужчины. Некогда богатая одежда была порвана и в грязи,
лица покрывали неухоженные бороды, кожа в ссадинах и кровоподтеках,
но их глаза… Их глаза, все как у одного зеленого цвета, горели
ярким, слегка фанатичным блеском. Эти люди точно знали, что такое
честь и достоинство. И имели принципы, которых придерживаются до
последнего вздоха… Принципы, которые, порой, приводят к
смерти…
— Отец сказал быть стойкими, сестра, — с невероятной
серьезностью для своих лет сказал худощавый мальчишка, что стоял
рядом с девушкой. Он держал за руку еще одну зеленоглазую девчушку
сильно помладше, чем он сам.
Кажется, возраст для маленькой девочки был благословением,
она прижимала к себе плюшевого медведя и её больше интересовали
леденцы, что предлагала пробегающая мимо торговка, чем происходящее
прямо здесь и сейчас. Кажется, она не совсем понимала, что творится
у неё на глазах.
— Яри-и-и-к… — протянула она капризно, нетерпеливо дергая
брата за рукав. — А когда мы домой пойдем? Я есть хочу. Скажи папе,
чтобы спускался оттуда и пойдем уже…
Парень внезапно шмыгнул носом и погладил девочку по
голове.
— Пойдём Нюша, скоро пойдем, — ласково произнес он и сурово
глянул на старшую сестру, нахмурился и произнес, стараясь чтобы
голос не сорвался. — Соберись, Настя, на нас люди смотрят. Отец не
хотел бы, чтобы они видели наши слезы…