Проходя мимо кухни, я заметил соседку
– пожилую женщину, чье имя я даже не потрудился запомнить. Она
готовила что-то на старой плите, но, увидев меня, замерла, вжав
голову в плечи. Страх в ее глазах был почти осязаемым.
Я кивнул ей, сохраняя непроницаемое
выражение лица. Страх – это хорошо. Страх держит людей в узде,
заставляет их быть лояльными и вызывает уважение к нам. А
лояльность – это все, что требуется от граждан нашей великой
страны.
Выйдя из подъезда, я на мгновение
остановился, вдыхая прохладный осенний воздух. Небо уже начинало
светлеть, обещая ясный день. Хороший день для работы.
Я зашагал по улице, чувствуя, как
прохожие расступаются передо мной. Никто не смел встречаться со
мной взглядом. Моя форма говорила сама за себя – я был воплощением
государственной мощи, карающим мечом партии.
Впереди был еще один день служения
Родине. День, когда я снова встану на защиту социализма от его
врагов. И я был готов к этому. Готов допрашивать, готов выбивать
признания, готов отправлять предателей туда, где им самое место – в
лагеря или к стенке.
Потому что я – майор госбезопасности
(спецзвание, соответствующее воинскому званию комбрига) Виктор
Соколов. И я – народ.
С этими мыслями я направился к зданию
Лубянки, где меня ждал очередной допрос. Сегодня я снова докажу
свою преданность партии и лично товарищу Сталину. И горе тому, кто
встанет у меня на пути.
Здание Лубянки возвышалось передо
мной, внушительное и грозное. Его желтые стены, казалось, впитали
страх тысяч людей, прошедших через эти двери. Я вдохнул полной
грудью, чувствуя прилив адреналина. Здесь я был в своей стихии.
Поднимаясь по ступеням, я заметил,
как несколько гражданских торопливо перешли на другую сторону
улицы, избегая даже случайного взгляда на здание НКВД. Их страх был
почти осязаемым, и я ощутил знакомое чувство власти. Мы были щитом
и мечом революции, и народ должен был бояться нас. Страх порождает
послушание, а послушание необходимо для построения нового
общества.
У входа я кивнул часовому, который
вытянулся по струнке. Его взгляд был полон смеси страха и уважения.
Даже здесь, среди своих, моя форма и звание вызывали трепет. Я
прошел через массивные двери, и звуки внешнего мира остались
позади. Здесь царила особая атмосфера – смесь напряжения,
секретности и холодной эффективности.