Паша удивлялся, что я безошибочно нахожу дорогу в абсолютно
незнакомом мне здании, но я видел след Гоморры абсолютно четко. У
дверей гримерки дорогу нам преградил охранник.
— Мы хотели бы засвидетельствовать почтение уважаемой певице
Гоморре, — сказал я очень вежливо и мило улыбнулся.
Почему-то страж побледнел и потянулся за пистолетом, плохо
спрятанном в кобуре под мышкой.
— Госпожа Гоморра отдыхает. И уж точно не склонна принимать у
себя всякую пьянь.
Я укоризненно покачал головой, думая, как погасить конфликт, не
нанося увечий человеку, просто выполнявшему свою работу. Пусть даже
человек и грубит. Ситуация накалялась, но тут раздался низкий
женский голос:
— Пусти его, Петенька! Он все равно пройдет.
— Кого из них? Их двое.
— Да пусть заходят оба. Главное, больше никого не пускай.
Плащик стриптизерши певица сменила на легкий брючный костюм в
бежевых тонах. Она сидела перед большим зеркалом, доводя до
совершенства и без того прекрасный макияж. Когда мы вошли, она
обернулась, глядя на нас испытующе.
Паша впал в религиозный экстаз, и я дал ему выплеснуть все
переполнявшее его обожание. Гоморра благосклонно приняла букет,
поучаствовала в селфи и даже чмокнула юного поклонника в лоб.
— А теперь, мальчик, присядь, дай взрослым поговорить.
Певица указала наманикюренным пальцем на кресло в углу
гримерной.
— Значит, в городе новый шериф? — спросила Гоморра меня с легкой
насмешкой.
— Скорее новый лесник, который набрел на след браконьера, — я
обернулся и выразительно посмотрел на мгновенно уснувшего в кресле
Пашу. — Сколько энергии можно выкачать из молодого и полного сил
юноши всего одним материнским поцелуем?
— А что, надо было отослать его в бар? Грубо, не находишь,
лесник? А нам стоит познакомиться и поговорить спокойно, без лишних
глаз и ушей.
— Я был знаком с одной сиреной. Тоже певунья. Но ты не такая!
Нет, ты — другой монстр.
— Разве я похоже на чудовище? — брюнетка обольстительно
улыбнулась.
— Гоморра — интересный псевдоним. Но не слишком благозвучный, —
сменил я тему разговора, пытаясь притушить огонь желания,
разгоравшийся от одного ее голоса.
— Можешь звать меня Мара! — певица накрыла мою руку ладонью. —
Ну же, охотник, я не причиняю вреда! Я отпила по капельке у каждого
в этом зале, они восполнят ущерб, надравшись этим вечером и
взгромоздившись на своих неумытых подруг. Я даже не превращаю их в
свиней, как моя дальняя родственница, они справляются сами. Но
никто не может предать свою суть. Даже ты, мертвый воин. И ты ведь
не обидишь слабую женщину.