Но как стал весь в перьях в сборку,
Что Икар иль Фаэтон,
Возмечтавший о полетах, –
Молнией сражен, в слезах;
На каких теперь бобах
И в каких судьбы тенетах,
В тьме ночей иль в гуще ден,
В бреге иль где ток студен
Упованью, по судьбе, быть?
Сед стал и пою, как лебедь.
Милым бережком бреду
И реву – чуть рот раскрою –
К ней – и матом преблагим.
Вижу, и лебяжью пою
Вряд ли влить мою беду
Ушкам, к жалости тугим,
Мне – и вовсе худо с ним,
Дале ж: впрямь и необорно!
Кисло-сладкая лицом –
Все о ней тотчас скажу я, чтоб и дело тут с концом, –
Удивлялась непритворно.
Взгляд ея – сей душекрад –
В грудь мне ткнул и сердце стяпал,
Приказав, чтоб я молчал.
После ту ж я повстречал,
Только не узнал: так слаб был,
И открыться был ей рад.
В ней произошел возврат
К прежней к ней – тут я стал камен
В страхе от подошв до рамен.
Рекла, видом смущена,
Так, что встрепетал я в камне:
Я не та, какою мнишь!
Про себя ж молил: Искамни!
Жизнь мне всякая важна,
Пусть проплакать мне велишь! –
Тотчас двигнулся я, вишь,
На чем свет стоит, ругая
Сам себя: ни мертв, ни жив.
Но поскольку нету время и перо мне супротив,
Да и мысль мне – как чужая, –
Из всего, что держит ум,
Мало что мной изъяснимо
В изумленье повергать!
Смерть мне сердце – ну сжимать!
Мне б шепнуть ей: Дуй, мол, мимо!
Мне бы жизнь вдохнуть в рой дум,
Но язык стал тугодум.
Так кричу вовсю пером я:
Пропаду вам поделом я!
Почитал себя ее
Состраданья недостойным,
Отчего и смел бывал:
Робким будь иль будь назойным –
Всякий обретет свое.
Я же ведал лишь провал.
Мрак всю землю покрывал,
Свет исчез – и ни намека
Мне на тень ее иль след.
Так обрушился в траву я как-то раз под грузом бед,
Как хотящий спать жестоко.
И, виня мой беглый луч,
Волю дал слезам горючим:
Пусть беспошлинно текут,
Как снега весной бегут.
Я слабел, слезами мучим,
Обратясь под буком в ключ, –
Мчался, прыгая меж круч:
Кто когда об этом слышал,
Чтобы муж вдруг речкой вышел?
Душу нам дарит Господь
Трепетной, опричь, никто же.
Как Творец, душа нежна,
Как Он, милосердна тоже
С тем, кто взор устав колоть,
Вдруг покается сполна.
И упорствует она
Лишь затем, что грех ей мерзок.
Грех противен и Творцу,
Греховодникам завзятым покаяние к лицу:
Грешник и виниться дерзок!
Состраданием взята,
На меня она взглянула,
Кару пытанной сочла,
Наказанье отняла,
Но в ней мудрость не уснула,
Вижу, коль в свое пущусь,
Снова камнем обращусь!