Мы щелкнули каблуками не сговариваясь. Затаили дыхание.
— Сложная игра идет последние годы. Англичане нас жалят на
Кавказе не просто так. Мы Персию под себя подмяли. И ныне вышел
самый напряженный момент. Персидский шах с войском осаждает Герат.
Я своих офицеров к нему отправил[3]. Выйдет у персов Герат взять,
англичане сдуются. Ворота на Индию будут открыты. Прибегут
договариваться. И с происками своими на Кавказе закончат. Ступай,
капитан Торнау, и помни: дарую тебе право заступиться за любого
передо мной! Заслужил. А ты, поручик Варваци, останься.
Как только Торнау покинул кабинет, Николай подошел ко мне и с
высоты своего роста обрушил на меня неожиданное:
— Есть у меня для тебя новое задание. Про Сефер-бея – это ты
верно сказал. Поедешь в Царьград к Фонтону. Решите мне проблему с
этим изменником, беглецом и мятежником! Действовать снова будешь
моей волей!
[1] Злая свинья. Крепкое черкесское ругательство.
[2] Сварить яичницу – это приготовить нежнейшее картофельное
пюре типа суфле. Его варили на медленном огне с яйцами.
[3] В осаде Герата принимали участие посланник И.О. Симонич,
страстный англофоб, и его адъютант, капитан И.Ф. Бларамберг.
Одновременно в Афганистан с секретной миссией отправился поручик Ян
Виткевич. В конце 1830-х сложился один из самых напряженных
моментов Большой Игры. Герат так и не был взят войсками шаха.
Петербургу пришлось договариваться с Лондоном.
Вася. Аул Дзжи. Рамадан, байрам.
В верхних аулах всегда скучно, а зимой – особенно. Не то что в
нижних. Там и гуляния, и свадьбы, и поминки, и гости разные –
заморские и из соседних селений. Знаменитые абреки наездом бывают.
Муллы, тайком пробравшиеся в горы от подножия трона падишаха, могут
проповедь прочитать. Бродячие армяне-торговцы с красным товаром
заглянут. Есть с кем и о чем поговорить. Похвалиться нарядами на
танцах. Присмотреть жениха аль обновку. Перемыть косточки знакомым.
Чем их больше, тем больше поводов для веселого злословия. А в Дзжи?
Всех уже по сто раз обсудили. Главная новость недели – ощенившаяся
собака на дворе тамады.
Девочки из его дома – дочка Гуаше-фудже[1], совершенный еще
ребенок, и ее служанка Хан – изнывали от тоски. Хан была рабыней по
рождению, но к ней относились хорошо. Определив в ней с детства
будущую красавицу, её готовили к продаже в Турцию. Учили разному,
чтобы будущий муж – богатый или знатный турок – был доволен. Петь,
танцевать, вышивать галуном и другим женским штучкам, позволяющим
черкешенкам оставаться самым желанным товаром на невольничьих
рынках Константинополя, Синопа и Трабзона. В свободе ее никто не
ограничивал, а Гуаше-фудже – и подавно. Девочки были вольны бегать,
где захотят.