— Аааа! – догадался Фонтон. – Узрел твой пират родную
одежду.
— Хочешь переодеться? – спросил Бахадура.
Тот часто закивал головой в ответ.
— Вообще-то, грузины не очень жалуют алжирских пиратов... –
произнёс Фонтон задумчиво.
— Его можно понять. Он уже считай год, как в родное не одевался,
– вступился я за алжирца.
— Не любят, – Фонтон продолжал рассуждать, не обратив внимания
на мой довод, – но и не тронут. Можно!
Феликс Петрович достал из шкафа и передал Бахадуру одежду.
Бахадур поблагодарил и поклоном, и руками, приложенными к
сердцу.
Переоделись. Фонтон придирчиво нас осмотрел.
— Ты там, конечно, старайся, – напутствовал напоследок, – но
меру знай! Не доводи до крика-шума. Уж, не приведи Господи, до
пальбы. И разговаривай с глазу на глаз. Без свидетелей.
— Всё понятно, шеф! – гаркнул я. – Буду действовать по вновь
утверждённому плану! Сработаю без пыли и шума!
Фонтон расхохотался.
— Без пыли и шума?! Ох! Ну, ты кладезь! Я бы эти слова девизом
нашей службы сделал. Умеешь удивить, умеешь. – Феликс Петрович
вытер выступившие слёзы. – Кстати! Насчёт – удивишь...
Посмотрел на меня пристально. Я внутренне подобрался. Знал, что
такой его взгляд – предвестник чего-нибудь не очень приятного.
— Ты откуда, мил-человек, знал, что Александру Сергеевичу не
следовало ехать на Чёрную речку? А?
"А вот это – провал! – подумал Штирлиц", – огорчился я вначале.
Потом стал лихорадочно прикидывать варианты отмазки. Ничего
достойного в голову прийти не могло. Уж больно не к месту подловил
меня Феликс Петрович. Расслабленного, размякшего пнул ногой изо
всей силы под дых! Голыми руками схватил жирного карпа Косту,
выбросил на берег. Вот и стоял теперь перед ним, стараясь набрать
воздуха, чтобы не задохнуться.
— Да, ладно, – усмехнулся Фонтон. – Вольно! Придумать ничего не
можешь, а обманывать не нужно. Все равно распознаю. Но если
захочешь, расскажешь. Я-то, знаешь, не удивился, когда о дуэли
узнал. Наоборот. Только убедился в том, в чём был уверен с первой
встречи с тобой: ты, Коста, парень не простой. Чемодан не с
двойным, а с тройным, даже с десятерным дном. Много тайны в тебе.
Ох, много. Вот и говорю, коль сможешь, как-нибудь мне их откроешь.
Уж очень мне любопытно!
— Спасибо, Феликс Петрович! – я выдохнул.
— Что к стенке не припёр? – улыбнулся Фонтон.