— Хвалю!
— Дык! Следую новому девизу!
— Иди уже, следователь! – махнул рукой Фонтон.
...В Бююкдере за прошедшие два года ничего не изменилось. Все
тот же Босфор, прекрасный сад и верные друзья. Отец Варфоломей и
трудник Фалилей. Их глаза светились восторгом от нашей встречи и
гордостью – за меня.
— Подумать только! Уезжал никому не известный грек, а вернулся
целый поручик – вся грудь в орденах! И коль приехал не таясь, на
этот раз обойдемся без приключений? – батюшка хитро прищурился. –
Боже, кому я это говорю?! Чтобы наш Коста – и без сотрясения
основ?
— Это уж как пойдет, ваше преподобие!
— Отставить, господин поручик! Для тебя я по-прежнему просто
«батюшка», – остановил меня иеромонах и крепко обнял.
— Где студент? – не удержался я от вопроса.
— Ждем-с – лукаво улыбнулся отец Варфоломей. – К бабке не ходи,
прознав, что ты приехал, примчится сей же час.
— Фалилей, дружище! Как я рад тебя видеть!
— И я рад. Царица тоже будет рада.
Я вздрогнул. Фалилей прочел в моих глазах невысказанный
вопрос.
— Не девочка. Мальчик, – он традиционно был немногословен.
— Мне бы повидаться.
Фалилей в своей манере, не дрогнув ни одним мускулом, выслушал
мою просьбу. Кивнул.
— Жди, – только и ответил.
Ушёл. Вернулся через полчаса.
— Она через час на прогулку, выйти на променад, – доложился.
— Спасибо! – я обнял абиссинца.
За оставшееся время привели с Бахадуром себя в порядок. Теперь
на наши морды можно было смотреть без содрогания. Горячие влажные
компрессы на лицо подчас творят чудеса.
Вышли на променад вдоль Босфора. Стали фланировать, изображая
восхищённых туристов. Нам это удалось без труда. И настроение было
хорошее, и вид впечатляющий. На другом берегу – Азия! Граница
Анатолии – родины моих предков, сбежавших уже оттуда в Грузию. И
несмотря на это печальное обстоятельство, азиатская часть Пролива
будила во мне какое-то щемящее чувство. И даже Стамбул с его
бешеным ритмом, толкотней на улицах, хаосом во плоти и грязным
средневековьем был мне милее холодного Петербурга с его дождями и
вечным утверждением при встрече – погода нынче не задалась. Все ж я
человек моря и тепла. Человек воды и солнца. Грек, одним словом.
Или уже Зелим-бей? ...
Так как прогуливались возле "дворца" Малики, знакомого мне в
суровых подробностях, то не пропустили момент, когда она вышла в
сопровождении верной служанки, жены Ахмета, и ребёнка. Знал со слов
Фалилея, что мальчик. О чём, все-таки, сожалел. Так хотелось, чтобы
мир получил ещё одну необычайную красавицу, копию Малики.