Неудивительно, что Айрен, пока рос, проводил в нем немало времени, сначала наблюдая за тем, как мама составляет букеты, а после делая это уже самостоятельно. Потом, правда, он подрос, возмужал, всерьез занялся спортом и определился с профессией.
Период, когда мама поняла, что сын собрался идти по стопам отца — связать свою жизнь с армией, был ужасным, но Айрен не позволил увести себя с выбранного пути, и мама смирилась, хоть и всегда ворчала, за этим скрывая свой страх за судьбу единственного ребенка.
А потом… потом был инсульт у нее и что-то весьма похожее на дауншифтинг у матерого волка-оборотня майора спецназа Айрена Акерли.
Поначалу посреди маминого магазинчика, в этой типично дамской обстановке, Айрен чувствовал себя слоном в посудной лавке. Причем слоном злобным, готовым начать крушить все вокруг не по неосторожности, а совершенно сознательно.
Собраться, смириться, принять новую жизнь, как ни странно, помогли проблемы. Слава Единому, не с маминым здоровьем — наоборот, после того как Айрен поселился рядом с ней, перестал уезжать на задания, а главное, взбодрил любимый мамин цветочный бизнес, та пошла на поправку.
Нет, чуда не произошло, и правая сторона тела у нее так и осталась охваченной параличом, но зато угроза смерти отодвинулась от риски «в любой момент» к той, что отчеркнута для каждого: «неизбежно, но неизвестно когда».
Так что проблемы, которые в тот трудный период притирки к новой жизни исключительно удачно взбодрили Айрена, были иного рода. Мама о причинах внезапно приключившегося с ней инсульта, молчала, но эти самые «причины» набежали сами — в составе трех быдломудаков, желавших получить с «точки» ежемесячную мзду.
«Переговоры» с ними прошли на высоком профессиональном уровне — ребятки убрались прочь, размазывая кровавые сопли, кровавые слюни и кровавые же слезы. Потом могла себя проявить еще и кровавая моча, но это Айрена волновало мало. Куда важнее было то, что гопота отползала от цветочного магазинчика, глядя на его хозяина, замершего в дверях со скрещенными на груди могучими руками, с густым замесом лютого страха и такой же лютой ненависти.
Сочетание было скверным — такие загнанные в угол мелкие крысы становились опасны именно потому, что могли напасть подло, исподтишка. Но Айрен позволил себе надеяться: не в его случае. Не при той степени убедительности, которую он вложил в воспитательный мордобой вместе со всей своей накопившейся злостью.