Оцарапанные его короткими жесткими волосками пальцы жжет. Живот у Астахова волосат, я еще в бассейне заметила. И это неожиданно сексуально. Сглатываю и возвращаю руку на его торс. Пальцами прохожусь по короткой шерстке. Кубиков у него нет. Но косые мышцы явно намекают на то, что этому мужчине спорт не чужд. Достигаю лунки пупка и снова, непонятно чего испугавшись, затаиваюсь.
И тогда переворачивается уже он.
– Ой!
– Да, ой. Не хочешь продолжить? – усмехается в темноте Георгий, и я понимаю, что за довольно короткое время успела так хорошо его изучить, что мне не нужен свет для того, чтобы его «увидеть».
– Н-нет. Н-наверное, нет.
– Врушка, – выдыхает Астахов мне в лицо. Моя обожженная кожа не горела так, даже когда в нее плеснули кислотой. Клянусь. Я переворачиваюсь на спину и запрокидываю лицо к небу, скрытому потолком. Господи, если ты есть, сделай что-нибудь с этим, а? Подай какой-то знак. Меня так к нему тянет… Это вообще нормально? Или я совершаю ошибку? Что я делаю, господи?! Не то чтобы я не понимала, что намеренно стремлюсь подменить страх более жизнеутверждающим чувством. Проблема в том, что мои мотивы стали как будто и не важны.
Пока я мечусь между двух диаметрально противоположных решений, Астахов бесцеремонно задирает выданную в больнице сорочку и, прежде чем я успеваю как-то среагировать, накрывает мой голый живот ладонью. У него тяжелая рука. Она давит. Но так по-хорошему давит… Пусть.
– Ч-что ты делаешь?
– Ты мне задолжала. Теперь моя очередь тебя трогать.
– Ладно… – повторяю за ним и напрягаюсь, в ожидании сама не зная чего. Возможно, того, что он пошевелится. Двинется… эм… взыскивать новые долги. Например, с изнывающих отвердевших грудей. Или, если на юг, то к заветному истекающему соком местечку между бедер.
Но он и не думает что-либо делать! Заснул он там, что ли? Раздосадованно пыхчу. А он… Он уже не усмехается, о нет! Он неприкрыто смеется. Сыто и ужасно довольно.
– Да ну тебя! – в отместку бью его по руке.
– Не злись. Я же просто не хочу навредить малому. Доктор ничего не говорил про секс, но вдруг…
– Я поняла. Ты, конечно, прав. Извини, не знаю, что на меня нашло, – тараторю, чтобы не показать, как меня унизило происходящее.
– А, черт! – рычит он и стремительно, в одно сильное движение, меняет положение. Теперь он нависает надо мной. – Только для тебя, да? Без проникновения.