Да, наверное, он прав. И к тому же я один черт пока не смогу этого сделать. Нужно предупредить руководства театров, ведь я сотрудничаю сразу с тремя. Серьезных съемок сейчас, к счастью, нет. Мы только-только закончили. А от остальных я смогу практически безболезненно отказаться. Но… дальше что? Забиться в угол и бояться?
Я на всхлипе кричу:
– Никому не позволю меня запугать!
– Тише-тише, ну, что ты… – его руки сжимаются на мне крепче, губы касаются виска. – Конечно, не позволишь. И я не позволю. Найду – уничтожу. С лица земли сотру.
Медленно отстраняюсь. От того, что вижу в его глазах – страшно. Он ведь действительно может. Однажды я уже задавалась вопросом, каким будет Астахов, если выступить против него. Теперь я вижу это воочию. За свое он… уничтожит и сотрет с лица земли, да.
Георгий безошибочно считывает, какой ход приняли мои мысли. Мгновенно закрывается. Делается намеренно равнодушным, очевидно, чтобы меня не пугать. И выждав еще некоторое время, сгребает куртку. И вот тут мне делается действительно страшно.
– Не уходи! Пожалуйста… Можешь побыть со мной?
Да. Я жалкая. Но мне сейчас одной нельзя.
– Ладно, – после недолгой паузы говорит он. Встает, чтобы пододвинуть стул. Готов до утра сидеть у моей постели?
– Ложись ко мне… Здесь много места. Правда, я буду крутиться. Из-за ожога я могу спать только на спине, а это неудобно, – тараторю и, больше на него не глядя, отодвигаюсь к стене. Но даже так, отвернувшись, я чувствую его взгляд. Темный и неспокойный.
– Переживу, – замечает сипло.
Спустя пару мгновений щелкает ночник. Шикарная больничная койка прогибается под его весом. И мы остаемся вдвоем, как шпроты в банке, в которой вместо масла – ночь и тишина.
Не спится. Прислушиваюсь к его размеренному дыханию. Ерзаю. Вздыхаю. А ему хоть бы хны. А он спит… Животное. Как есть. Усмехаюсь собственным мыслям. Все же в присутствии Астахова в моей постели есть один жирный плюс. Рядом с его большим горячим, как печка, телом мне совершенно не до страхов. Очень скоро любопытство берет надо мной верх. Я поворачиваюсь к нему боком. Если не шевелиться, обожжённая щека при контакте с подушкой болит лишь в момент первого касания. Пережидаю эту неприятность. Дотрагиваюсь до его торса. И с тихим всхлипом отдергиваю руку. Нет, я, конечно, слышала, как он шуршал в темноте одеждой, но почему-то не была готова к тому, что Георгий избавится не только от свитера, но и от футболки.