Оставалось только грустно вздохнуть. Значит, поем, как обычно, в
лучшем случае в двенадцатом часу ночи. Это если мы с товарками
вовремя успеем переклеить все ценники. После работы надо еще
пошариться по чужим подъездам, распихать по почтовым ящикам рекламу
нашей очень важной и нужной продукции. Я с грустью пошарила в
кошельке - всего пара сотен. А до зарплаты еще дня четыре. Это если
не задержат.
Завтра к восьми утра - опять за кассу, петь гимн компании,
делать вид, что ты бодрячком, и повторять заученное и уже изрядно
набившее оскомину: "Здравствуйте, скидочная карта есть?", "Пакет
нужен?", "Посмотрите наши акционные товары, вот шоколадочки по
сорок девять девяносто всего". Понятное дело, что на кассе лучше
никогда ничего не брать, потому что туда сбрасывают только самый
неликвид, срок годности которого истечет через двадцать минут. Но
заставляют же продавать, что поделать. И так в нашем супермаркете,
где я работаю старшим кассиром уже восьмой год, штрафы за
штрафом.
Не успел вовремя поздороваться с тайным покупателем - штраф, не
предложил товары на кассе - штраф, не застегнута на все пуговицы
форменная жилетка - штраф. Вон Людке из холодного цеха штраф
недавно прилетел за то, что недостаточно громко пела гимн. А Людка
вышла на работу всего-то с температурой тридцать восемь и
затянувшейся ангиной. Больничный ей не дали, ответив стандартным и
обыденным: "У нас работать некому, а ты еще болеть собралась...".
Людка поплакала-поплакала, закинулась жаропонижающими, да и вышла
на работу. А через пару дней заразились и заболели мы все. И тоже,
естественно, никуда не ушли.
Не отпустили на учебную сессию даже нашего любимого очкарика -
двадцатилетнюю работницу зала Машу. Тихая, всегда интеллигентная и
очень воспитанная Маша терпела год, потом вдруг психанула, сказала,
что в гробу она видала такую работу, добавила еще несколько
непечатных выражений и больше мы ее не видели. Осталась от нее
только жилеточка с логотипом компании, висящая на гвоздике. Маше я
звонила потом пару раз, вроде она нашла себе парня и переехала в
другой город. Что ж, хоть у кого-то все складывается неплохо в этой
жизни.
- Галя, у нас отмена!
Да сколько можно? Слышу, слышу.. Сейчас надо топать в торговый
зал и разбираться с ценниками. Опять, наверное, молоко по
восемьдесят девять рублей пятьдесят копеек, а пробили по девяносто.
Вот недовольный покупатель и решил стрясти с бедного замученного
кассира свои законные пятьдесят копеек. Нет, по факту он, конечно,
прав. Но зачем орать, брызгая в лицо слюной человеку, который
оттрубил уже десять двенадцатичасовых смен подряд? Ну не положит он
эти копейки все равно себе в карман. Напротив, это его кошелек
существенно похудеет после инвентаризации. Выкатит директор план -
продавать в день столько-то пачек сигарет на кассе - и делай что
хошь, но продавай. Вот и скидываемся мы с девчонками в конце
месяца, покупаем эти сигареты за свои. Алка потом ими барыжит
где-то, говорит, что еще наваривается. А я вот так не умею. А еще
за свои пришлось форму покупать, да не один, а целых три комплекта
сразу. Рубашка - полторы тысячи, футболка - косарь, жилетка
форменная с логотипом компании - целых два. Вот и ушла вся моя
первая зарплата на эту форменную дрянь, которую даже на "Авито",
где засохшее дерьмо мамонта можно продать, если приноровиться, не
купят. Хотя, как мне говорила наша вторая кассирша Аллочка, тут все
зависит от навыков продаж - она там даже как-то умудрилась старые
туфли свекрови продать по очень сходной цене. Сказала, что их ей
подарила жена Хрущева и даже какую-то самопальную открытку с
дарственной надписью приложила. Уж не знаю, врала Алка или нет, но
за туфлями очередь выстроилась. Сдается мне, в ней умер великий
продажник: она при должно подходе и козьи шарики по цене черной
икры продать сможет.