Последняя встреча с нашим невольным
помощником эсэсовцем Хейнеманом произошла 2 июля, в тот же день,
когда мы покидали Берлин.
Прощаясь, он довольно откровенно дал
понять, что понимает подлинный смысл проведенной с его помощью
операции.
- Возможно, - сказал он, - когда-либо
случится так, что мне придется сослаться на эту услугу, оказанную
мной советскому посольству. Надеюсь, что это не будет забыто…
Я его горячо в этом заверил…
Что потом будет с Хейнеманом, -
неизвестно. Может быть, он погибнет на этой войне, а может,
останется невредимым и будет где-то доживать свой век. Может быть,
он, как эсэсовский офицер, запятнает себя кровью невинных жертв на
оккупированных гитлеровцами территориях и будет скрываться от руки
правосудия или уже понесёт заслуженную кару. А может, сумеет
остаться в стороне от участия в зверствах гестапо - все может
быть.
Но справедливости ради надо сказать,
что в эти дни он, пусть не совсем бескорыстно, оказал нам немалую
услугу.
На отъезд советских дипломатов пришла
поглазеть вся берлинская дипломатическая колония… Все они
улыбались… Одни искренне, как американец Моррисон, а другие со
злорадством… как вот тот … Ёлло Пукка… как я звал про себя финского
посланника.
Его плешивый вид меня мысленно вернул
в такой уже далёкий октябрь 1939 года…
Октябрь 1939 год, Москва
По возвращении в Москву после
демаркации нашей новой западной границы, я продолжи выполнять
поручение Сталина по имплементации секретных протоколов к
советско-германскому договору.
Следующей на очереди по включению в
советскую сферу была Литва.
Ещё 29 сентября 1939 года я вызвал её
посланника в Москве Наткевичуса и заявил ему, что следовало бы
начать прямые переговоры о внешнеполитической ориентации Литвы.
Уже 1 октября литовское правительство
согласилось делегировать в Москву министра иностранных дел
Урбшиса.
И вот… на начавшихся переговорах я
сообщил литовской делегации о советско-германском соглашении
относительно раздела Литвы.
Сталин предполагал такой поворот и
уполномочил меня предложить как приманку в обмен на договор о
взаимопомощи – город Вильно (Вильнюс) и Виленский край. Я лично был
против такой чрезмерной, на мой взгляд, щедрости. Тем более, что
моё… так скажем… чутьё просто кричало, что не следует этого делать,
так как благодарности не будет!