— Чего это ты так рано? — спросил мой Николя, запахивая халат.
На кого Николай Петрович похож? К счастью не на Михалкова — его образ русских дворян отдает душком барства, а Николай Петрович сама интеллигентность и походит… Ах да, на Ланового в роли помещика Берестова в «Барышне-Крестьянке». Ну, в том же процентном соотношении, как Давыдов на Бельмондо — шармом.
Хотя про шарм Давыдова мне ничего не известно. Глубоко интеллигентный человек в нашей стране не может заработать миллионы и точно не возьмет в шоферы Виталика Хруслова!
— Правду сказать? Поругались с Анютой. И знаете из-за кого? Из-за босса ее брата, которого мы обе в глаза не видели. Это уже клиника. Кстати, вы прочитали мое стихотворение?
— Нет, Лидочка. Ждал авторского прочтения…
— Ну что вы…
Я села за рояль. Начала играть. Нечто легкое… Петь я не умею. Поэтому просто проговорила слова:
О, безмятежная мятежность девичьих чувственных услад!
Неврастеническая бледность и пламенеющий ваш взгляд
Нарушили уединенье и дачный суетный уклад,
Мне предрекая единенье и горечь будущих утрат.
О, образ девственных созданий чужих неведомых миров,
Вы в холостяцкий дом носили горячих вкусных пирогов
И невзначай роняли шляпку и забывали свой платок,
И я, схватив резную палку, спешил вернуть для встреч предлог.
О, как мучительна улыбка, что заменяет сотню слов,
Ей объяснения в избытке найдём без сонника и снов.
Ваш образ в сумраке рассветном я обнимаю, как в бреду…
Всю ночь желанием запретным себе я душу бережу.
О, знаю, ничего не вечно, пройдёт влюблённости пора,
И скажем оба мы беспечно: упала с плеч моих гора…
Быть может, бабушкой седою в кругу молоденьких внучат,
Вы вспомните, как за грозою крещендо ручейки журчат.
Как с плеч платок сорвав свой смело, подсев на самый лодки край,
Взметали вёсла очумело под яростный собачий лай.
Но растеряв запал в трясине, кричали: Рыцарь, выручай!
И заговорчески краснея, мне обещали дома чай.
Иль вспомните, когда мы с вами, устав от чувственных шарад,
Ведя сраженье с комарами, свой растревожили наряд.
Касались губы так несмело, а руки б кто-нибудь связал…
Добравшись до святого тела, в узде с трудом себя держал.
Всем чувствам суждено погаснуть, когда вобьется в ставню гвоздь,
И в город, как то ни ужасно, помчимся с вами вместе врозь.
Пусть летний жар младого тела согреет яростной зимой