– Так, не пью я, ваше сиятельство… – протестует Мишка, но господин быстро ставит его на место:
– Молчи! Не пьет он. В сравнении с рожей этой, может, и не пьешь, – генерал-фельдмаршал смеряет взглядом уткнувшегося в пол старшего камердинера:
– Неудивительно! Как он пьет – никто не пьет. Штоф6 да с четвертью, и не примечает никто, окромя меня! Да что с четвертью? И второй штоф войдет – не качнется… Один такой на целый свет. Нет соперника. Хотя нет, вру, господи, прости… Был один в полку в Суздальском, в Новой Ладоге еще, ротный. Так в того и четыре вливалось. И на ногах. На императорском смотру сфальшивил из уважения Ее Царскому Величеству и двумя обошелся. И хоть бы раз с шагу сбился. Вот, был офицер… Жаль, поляки сгубили. Он-то думал, зелье сие что оберег. Только пуля, она что та баба. Дура. А до штыка тогда дело не дошло – разбежались конфедераты. Считай, погиб по-глупому… И ты, скот…
Самовар «шумит» вторично, развеивая наступившую было грозу.
– Э, какой бойкий… – вновь удивляется старик и живо интересуется:
– Приметил, откуда шишки брал?
– Ясное дело, ваше сиятельство, – притворно чуть обижается Мишка, но под строгим взглядом Прошки тему не развивает. Не время. Хотя господин и в духе сегодня – никого еще не ударил и не приказал Тищенко, сейчас время молчать. Нельзя, чтоб вода перекипела. Как только начнет бурлить, требуется сразу убрать воздух. А для того слушать надо. Для того тишина.
Генерал-фельдмаршал разворачивается левым ухом к самовару. Он напряжен и сосредоточен. Ничего иного, кроме ожидаемого звука, для него сейчас не существует. И не дай бог в эту минуту хоть половицей скрипнуть. Прежний сервиз на том и ушел. Хоть и не в Мишку кидал барин, но и он ежится, вспоминая. Мимо него летели чашки с тарелками. Иван с Ильей – по пьяному делу, конечно – опрокинули тот самый таз в прихожей, как раз между «шумит» и «бурлит». Вот и вылетел весь сервиз в сени. Один молочник остался. Сливок ради. Да и поостыл к тому моменту фельдмаршал, навоевался. Иван с Ильей в дверях навытяжку стояли. И хоть отставные и навеселе, а строй держали, голов под «огнем» не гнули. Илье одна тарелка прямо в лоб пришлась. А он даже руки не поднял, чтобы кровь стереть. Приказа нет – погибай, но терпи. На том геройстве и сошло все с рук обоим. Но повторять такое – упаси господь!