Далее я блестяще сдала первую сессию. И были каникулы, и поездка домой, и долгие ожидания друг друга после каникул на выходе из разных корпусов универа, пока расписание устаканивалось, а мобильных у нас еще не было. И радость нечаянных встреч, и нежность, и страсть, и легкая ирония, и состязания в остроумии, которые нам не приедались ни на минутку.
Потом? Лето, снова сессия, у Димки вступительные экзамены, во время которых я ждала его в пустых коридорах института, сплющив нос об оконное стекло, скрестив пальцы и любуясь на цветущую черёмуху. Долгий поцелуй на глазах толпы студентов, и мой шепот в его ухо: «Теперь ты не абитура, а первак, да?»
Следом летняя практика, а, по сути, отмывка и покраска аудиторий и сгребание скошенной травы на университетских газонах.
А затем как то резко, будто кто-то скомкал реальность, Димка засобирался на месяц к родне в Казахстан, и я долго и некрасиво ревела, провожая его на поезд. Висла на шее, и слюняво целовала, чувствуя почти физическую боль, потому что мне до этого мига еще некого было терять. Но и мне было пора ехать к маме. Практика кончилась, лето входило в зенит.
Дома как гром среди ясного неба – нервная злая мама: «Инна, ищи работу, мне дорого за тебя платить. Нет, ты не поедешь на турбазу – что за глупости. И надо бабушке помочь.»
А у бабушки ждала новая беда. Едва я приехала, рассерженная и обиженная до глубины души холодным приемом у матери, и принялась жаловаться, мол, опять ей все не так, и что я на этот раз неправильно сделала, вот и учусь где она (мать) захотела, и хорошо учусь, между прочим, как вдруг на полуслове осеклась. Пахло лекарствами, хлоркой и чем-то отвратительно больничным, казенным.
– Ба, а где дед?.. – спрашиваю, а сердце начинает нехорошо трепыхаться. Дед мне был вместо отца: таскал меня маленькую, на рыбалку и за малиной, учил плавать, заплетал косы, вытирал слезы, дул на ссадины и совал полтинники на мороженое.
– Инночка, – бабушка словно стала ниже ростом. – Да ведь рак легких у него. В комнате он своей, лежит.
Я почувствовала, как пол качается под ногами, а рот опять растягивается широко и мерзко, и подступает паника.
– Инна, мы тебе не хотели говорить, пока сессия. Чтоб училась нормально. Да и ему не говорим. Думает, что бронхит. Опухоль неоперабельная, 5 см в диаметре, и метастазы в печени. Деточка, не плачь, ты же взрослая уже.