— Отвернись, бессовестный! Рано еще, — промолвила она и
свернулась клубочком, а для надежности высунула из дупла руку с еще
более длинными когтями, чем у него. Что же, сова есть сова, а
женщина есть женщина, и к этим утренним капризам он давно
привык.
А ему нечего стесняться. Во-первых, это его лес, и здесь он
может ходить хоть в шкуре рыси, хоть в чем мать родила, хоть в
кафтане шиворот-навыворот и перепутанных лаптях, как толковали в
старых сказках. А во-вторых, есть чем гордиться: минула еще одна
неспокойная ночь, а духам от зари до зари приходилось охранять леса
от мертвой ауры, чтобы родной край жил и дышал, чтобы людские дети
бегали по траве, рвали землянику и кормили белок. И пусть отдых был
таким коротким, а спасибо им никто не говорил, кроме
жрецов-проводников…
Леший усмехнулся и побрел к тайному водоему, охраняемому
каменными и деревянными идолами. Свежие ромашки и клевер рядом с
ними оттеняли вековую суровость. Спустившись на пологий берег, он
окунулся в студеную воду и совсем взбодрился, а потом снял с
натянутой меж деревьев бечевки чистую рубаху и штаны, которые
заботливо приготовила его спутница. Что поделаешь, настала пора
заступать на новое дежурство, уже среди людей, — толковых гостей
леса полагалось встретить с миром, а вредителей проучить и заодно
подкрепиться их страхами и тайными порывами.
Уже одетый, он склонился перед идолами и чуть слышно проговорил
воззвание, на которое имели право только духи-хранители: колдунам
полагалось читать другие руны. Леший отблагодарил высшие силы за
новый день, попросил за тех, за кого считал нужным, и скрепил
молитву двумя именами, от богов и людей, — «сын Лиеккиё,
Рикхард».
Выпрямившись, леший устремил взгляд туда, где спали молодые
духи, — настала пора объявлять подъем: небо окрасилось лазурью, а
на опушке молодой жрец уже поджидал их для утреннего
приветствия.
*Загробный мир в финно-угорской мифологии
**Карело-финский поэтический эпос, составленный Элиасом
Лённротом на основе собранных фольклорных текстов
Окрестности Санкт-Петербурга
Неожиданная жара в апреле, по мнению Анатолия Ивановича
Груздева, выдалась такой же изнуряющей, как мороз несколько лет
назад. В воздухе висела похожая вязкая пелена, небо нависало
огромным серым нарывом, который никак не мог изойти желанным
дождем. Анатолий не был романтиком и не любил осадки, но
чувствовать себя как в африканской пустыне тоже не привык, а об
остальных, кто сидел в машине, и говорить не приходилось. Жена всю
дорогу молчала и глядела в окно, будто не могла налюбоваться серым
полотном шоссе и унылым пожухлым леском. Падчерица на заднем
сиденье, тяжело дыша, обмахивалась веером, а пятилетняя дочь Даша,
к счастью, увлеклась мультиками на планшете и пока не
капризничала.