И когда он вообще видел Надю в последний раз. Неужели тогда,
когда зажимал ей рот ладонью?
Его отвлекала безжалостная и холодная мысль о дочери и газовой
духовке.
Куда делась Люся? Почему последние дни он не забирал ее из
садика?
Иголка скребла кожу, выводя новую – оранжевую – линию.
Миша свободной рукой достал телефон. Набрал Надю. Минуту
вслушивался в короткие гудки. Перезвонил. Снова гудки. Набрал
смс-ку: «Звякни, как освободишься»
В душе возникли струнки страха, намотались на колки и начал
медленно, скрипуче натягиваться, вызывая боль. По телу пробежала
дрожь. Толик даже остановился.
— Продолжайте, — пробормотал Миша срывающимся шепотом.
Трепетные мысли в голове наливались страхом и не давали трезво
мыслить.
Неужели?..
Снова взгляд в зеркало. Из-под кожи высвобождался странный
узор.
— Но я же не мог убить дочь раньше времени? – пробормотал Миша,
ощущая, как пот течет по вискам, по шее и капает с подбородка. – Я
ведь не мог убить их всех.
Вряд ли бы кто-нибудь мог дать ему внятный ответ.
Набрал Надю. Гудки. Сбросил. Набрал снова. Гудки. Сбросил.
Набрал снова.
Жужжание машинки слилось с гудками, гудки превратились в
сплошной зуд, зуд раздирал кожу. А из-под кожи с каждой секундой
вылезали новые разноцветные линии непонятной, бессмысленной, но
такой красивой татуировки.
Я вытащил пацана из-под досок и понёс, извивающегося, через
двор.
Мимо дачного дома, мимо припаркованного под навесом старого
синего «Форда» и разбросанных в беспорядке игрушек: в сумеречной
весенней дымке они походили на осколки забытого детского
счастья.
Калитка скрипнула, когда мы вышли на улицу. Воскресным вечером
дачный поселок в тридцати километрах от Москвы будто вымер.
Кажется, с начала двухтысячных здесь постоянно живу только я.
Остальные дачники заезжают на пару дней, на праздники, иногда
остаются ненадолго, наслаждаются природой, жарят шашлыки, убирают
огороды и просто безудержно пьют. Чистый воздух, говорят, отлично
стимулирует к алкоголизму. А затем все разъезжаются, становится
тихо и пустынно. Скрип калиток – редкое явление. Ещё реже что-то
взрывается под самым носом.
– Пустите! – шипел мальчишка. – Зачем вы меня тащите? Что я вам
сделал?
Он был белобрыс и костляв. Колотил меня кулаками в бок, дрыгал
ногами, пытался вцепиться зубами в плечо. Я тряхнул его, чтобы
успокоился, заспешил к своей калитке. Мимолетом подумал, что надо
было возвращаться тем же путём, как и попал во двор соседского дома
– через сетчатый забор на заднем дворе. Не стоило нестись,
задыхаясь, в обход. Впрочем, я слишком стар, чтобы прыгать через
заборы, как десятилетний, туда и обратно. Одного раза
достаточно.