— Вторая Ярмарка Скота.
— Мы оба приглашены присутствовать от Дорна. На суд присяжных
лордов.
— Удобно, — согласился Оберин. — Рубиновый Брод рядом,
верно?
Артас кивнул.
— Рискнём? — спросил он тихо.
— Артас, мы дорнийцы. Конечно мы рискнём.
«На Перешейке в воздухе больше комаров, чем воздуха», — подумала
Санса. Спастись от них можно было только в повозке, за пологом из
тонкой кисеи — но постоянно сидеть в повозке она не желала, да и не
могла.
Не желала, потому что несмотря на шелковые занавески, музыку,
благовония и говорливых девиц из свиты принцессы (решивших, что
дочь гранд-лорда лучше бастардов королевы), несмотря на мягкие
подушки и вкусную еду, повозка была тюрьмой.
— Нас даже не пускают к Джону, — надул губы Бран. — А Джон наш
брат!
— Наполовину, — автоматически напомнила Санса.
Мама огорчалась, когда они звали Джона братом. Она боялась, что
он станет для Старков Блэкфайром. Но чтобы создать Блэкфайра
понадобился Эйгор — так говорила история, — а на эту роль годился
разве что Теон... абсурд, конечно. Теон любил Робба и ненавидел
Джона.
— Наполовину или нет, но брат, а нас к нему не пускают, —
настаивал на своём Бран. — И везде за мной следят.
— Ты сын гранд-лорда, им так положено. Надо всё время окружать
тебя заботой и слугами.
Она сама не очень верила в свои слова. Но Мандерли — вассалы
отца, им незачем брать в плен его детей. Они просто пытаются
по-южному обставить всё, что могут, представляя Юг...
по-своему.
Мама бы посмеялась, наверное.
А не могла она не покидать повозку потому, что человек
несовершенен, создан имеющим плотские нужды, отправлять которые
девице прилюдно не пристало. Поэтому Санса набрасывала вуаль
поплотнее, надеясь, что мошки в ней застрянут и шла по одной из
грунтовых троп, идущих в стороны от каменной дороги. Шагов через
десять тропы терялись в кустах — очень удобно.
Ещё удобно было то, что это давало время. Время побыть одной.
Подумать. Посмотреть на воду, чёрную, как тушь, и такую же
блестящую, на жаб, зелёных и коричневых. Послушать людей, которые
не видели её и потому говорили то, что думали.
— Проклятое болото! Водой не умывайся, там червие. Листом не
подтирайся, он ядовитый, жопу разнесёт, в штаны не влезет. Воздухом
не дыши — вдохнёшь мошку. Как здесь жить-то можно? — басил знакомый
голос.
— Не знаю, — ответил голос папы. — Но мой друг живёт. Правда, —
он улыбался; забавно, что улыбку можно слышать, — он дома бывает
довольно редко, всё больше странствует. Но его дети не жалуются.
Очень любят Перешеек, поверишь ли.