— И тогда омерзительный узурпатор поднял свой гигантский молот и
обрушил его на благородного принца Рейегара... — слова вытекали из
него словно сами по себе, пока король Визерис (третий этого имени)
сидел, закрыв глаза и привалившись затылком к ещё тёплому от
дневного солнца камню стены. Закрывать глаза было ошибкой — сестра
немедленно вцепилась ручонками в ворот сорочки и принялась за неё
дёргать.
«Никто не смеет засыпать посреди любимой истории принцессы
Таргариен, да?»
Но как же ему хотелось спать, видят боги! Старые, новые и
валирийские всем скопом, да пошлют они магистру Онкорро дурную
болезнь, геморрой и кровавый понос заодно! Он, видите ли, не может
больше помочь им своим гостеприимством. То бишь, больше не может
держать их в относительно удобной клетке с мягкой постелью и едой
два раза в день, такое вот мирийское гостеприимство.
— А братику было больно? — жадно спросила Дени.
— Да, очень, — вяло ответил он.
По крайней мере, Визерис надеялся, что братику было больно.
Узурпатору следовало бы гореть в седьмом пекле, но ради двух добрых
дел — убийства Рейегара и убийства папаши — Визерис был согласен
смилостивиться до шестого. Мама так и сказала, получив весть о
битве на Трезубце: «Слава тебе, Отче, сдох этот сумасшедший, теперь
у нас есть надежда!» — так же, как когда узнала о смерти папаши.
Это многое говорило о братике.
— А крови было много? — продолжала расспросы Дени.
Раньше он подозревал фамильное безумие, но одна добрая девица
лёгкого поведения объяснила, что все малыши обожают ужасы. До чего
опустился славный дом Таргариен: бляди учат королей, как
воспитывать принцесс!
Но кому ещё, есть достопочтенные, Чёрного Козла им в задницу,
магистры ни учить, ни воспитывать не желали? Он просил дать им
мейстера, дать им хотя бы книги, но им давали только еду
(изысканную, спору нет), питьё (зачем-то хмельное) — и пинка под
зад, когда уставали слушать совершенно разумные просьбы законного
короля Вестероса.
— А кровь разлетелась во все стороны, и с нею разлетелись алые
рубины с доспеха... — заученно провещал он.
Сьер Виллем почему-то очень любил эту деталь. А вот начальник
его людей — нет. Он, конечно, не смел дурно говорить о покойном
принце, но охотно рассуждал о некоторых идиотах, которые
украшают доспехи драгоценными камнями, как будто доспех нужен на
погляд, а не ради защиты. Дальше он, как истинный дорниец, начинал
бранить Тиррелов, тоже имевших такую дурную привычку.
