— Мейстер Верис говорил, так бывает, если вода замерзает в
покое, — сказал он задумчиво. — Стоит её взбаламутить, как она
вспоминает, что замёрзла.
Нед взялся за переносицу. Потом взялся за колокольчик.
— Это что? — он показал на замёрзший бассейн.
— Мы старались! — лучезарно заулыбался банщик.
— Старались? — не понял Нед.
— Конечно. Всё как положено: хозяева зимы ненавидят тепло и
моются лишь в самых холодных водах. Так ещё мой дед говорил. Мы
постарались не разочаровать.
Он так довольно сиял, что как-то неловко было рассказывать про
горячие источники и отопление в стенах Винтерфелла. Неловко Неду;
Винафрид, как всегда задумчивая и словно немного сама в себе,
охотно поведала об этом (как и о том, что мыться во льду — странная
затея, можно порезаться).
* * *
Роберт шёл по улице, забросив молот на плечо, и улыбался.
В таких портовых городах — не то, что в столице: можно было
сменить одежду на простой дублет и мятые штаны — и всё, прощай
король, привет, наёмник. Наёмники, в отличие от королей, имеют
доступ к отменным бабам и доброму пивку — не то, что ароматная, но
безвкусная жижа, какую подают за пиршественный стол и льстивые
служанки с фальшивыми улыбками, кудрями и зубами.
— Эй, жирный! — дружелюбно окликнул кто-то. — Что, ищешь
пристроиться на мясо? Так подожди зимы, такое сало на вес
возьмут!
— Не знаю насчёт сала, — так же дружелюбно ответил Роберт, — но
слышал, браавосские купцы за зубы серебришко дают. Предлагаю
партнёрство: с тебя зубы, с меня кулак.
И оба расхохотались.
Хорошо. Нормальным людям везде рады.
Он хлопнулся за стол близ долговязого парнишки в синем и розовом
и заказал пивка.
— Тебе налить? — у парня был уж больно печальный вид. — Что,
бросили? Бывает, пройдёт. Найдёшь ещё кого на своём веку.
— Да он меня и не любил, — ответил парень женским голосом, и
Роберт слегка оторопел. Осмотрел его ещё раз, на этот раз заметил,
что сиськи там всё же есть, просто покрой дублета их прячет. — И
правильно, наверное, — деваха вздохнула.
— С чего бы это? — ну, она, конечно, страшна собой, но мало ли
на свете уродин?
— Так я же... — она махнула рукой. — Не мужчина, не женщина, а
так... нелепица.
— Это он сказал? — уточнил Роберт. «Мудило страшный, однако,
влюблённой такое говорить».
— Нет. Он не говорил. Он милый, вежливый. Сказал, что я рыцарь в
теле женщины, — деваха вздохнула. — Зато все остальные так говорят.
А он... — она хлебнула из кружки, не иначе, для храбрости, и тихо
призналась: — он трубочист.