— Так как? — повторила свой вопрос
Ванда.
— Ярославом, — ответил он после
раздумья. — Только надо с отцом поговорить. Он должен разрешение
дать. Сама, понимаешь, имя это княжеское…
— Ты что же, не признаешь его? —
непонимающе посмотрела на него Ванда, а глаза девушки налились
слезами. — Это из-за того, что матушка говорила? Из-за коровы этой
немецкой? Чтобы наш сын не больше чести имел, чем королевский
внук?
— Да, — поморщился Берислав. — Тут
непросто все. Но я это решу, обещаю. Дай мне время. Я точно все
решу. С тобой же решил. Ты жена мне, а не наложница. Настоящая
княжна, а не девка какая-то.
— Хорошо, — Ванда любящим взглядом
посмотрела на него и повернулась к сыну, который жадно впился в
тугую грудь. — Матушка сказала, что женщины подобны Луне. И что
семя внутри нас зреет тогда, когда Луна полная. А когда она растет
или на убыль идет, то и семя то плода не даст.
— Чёрт! Чёрт! Чёрт! — Берислав
вскочил и начал ходить по комнате из угла в угол. — Да как же я сам
не догадался. Цикл! Лекарь Илья говорил, что колдовство это злое,
да только отец подтвердил правоту матушки! Вот интересно, он-то
откуда это знает? Вот уж загадка так загадка? Ну ничего, я и ее
разгадаю когда-нибудь! А пока буду к этой дуре разок-другой в месяц
заглядывать, и все. А как я узнаю, когда?
— Я тебе скажу, когда к ней пойти
надо, — слабо улыбнулась Ванда. — Тогда ты и обязанности свои
исполнишь, и на Ирмалинде вина повиснет. Ты ведь не бесплоден,
государь-муж мой. У тебя сын есть… А она — пустоцвет,
баба-неродиха…
— Тогда и сына признаю, — просиял
Берислав. — Пять лет всего надо подождать, не больше. Ты умница у
меня! Как хорошо все придумала! Я — на службу!
Он выскочил за дверь, а Ванда прижала
к себе сына. Она не стала говорить Бериславу, что не она это все
придумала, а матушка. И что это служанки княгини, которые по пятам
ходили за княжной-немкой, докладывают каждый день, сколько мух и
какого вида залетело к ней в покои. А еще Ванда точно знала, что
никогда не уступит свое место в сердце мужа. Она до самого конца за
свое счастье драться будет.
— Фульвия! — крикнула Ванда, и
служанка, приведенная откуда-то из-под Сполетия, присела в поклоне.
Государь не велел римлян полонить, но эта была рабыня домородная,
потомственная, и идти ей, молодой девчонке, было абсолютно некуда.
Вот и прислали ее сюда. Она не знала ни одного человека за
пределами родного города, и тем была ценна. Рабыня уже довольно
бойко лопотала по-словенски.