Вот именно поэтому Коста изо всех
своих сил делал счастливой собственную жену. А теперь, когда прошло
достаточное количество времени, он проверил супругу и так, и этак,
и пришел к выводу, что с оглядкой может ей доверять. Он долго
готовился к этому разговору, и даже кое-что записал, чтобы не
сказать ни словом больше, ни словом меньше чем нужно. Но разговор
пошел совсем не так, как он рассчитывал.
— Анна, душа моя, — сказал он как-то,
сидя за ужином в собственном доме на Малой Новгородской улице. Это
было приданым его жены. Одним из пунктов приданого, если
точнее…
— Слушаю тебя, Константин, — подняла
на него глаза Анна, которая ловко управлялась десятком столовых
приборов и учила этому мужа, прибывшего из далекого, некультурного
Константинополя, где… о ужас!.. все еще ели руками.
— Видишь ли, — сказал Коста, тщетно
пытаясь вспомнить, какой именно вилкой надо есть запеченную рыбу, —
я довольно богат…
— Я это знаю, — ответила Анна с
легкой, понимающей усмешкой, — и все жду, когда же удостоюсь твоего
доверия. Ты хотел обсудить со мной, как сделать так, чтобы твои
деньги стали чисты? Чтобы у псов государевых не появилось сомнений,
откуда у тебя их столько?
— Да! — с облегчением сказал Коста. —
Все обстоит именно так, моя дорогая!
— Я ждала этого разговора, — скучающе
ответила Анна и резко заявила. — Не эта вилка! Эта для мяса. Ну
разве ты не видишь? У нее другое количество зубцов, и она чуть
шире, чем вилка для рыбы.
— Да плевать! — Коста отложил приборы
в сторону. — Вы тут с ума от безделья посходили.
— Возможно, ты и прав, — легко
согласилась Анна. — Но нарушать застольный этикет дозволено только
государю. Даже императрицы не рискуют пренебречь им.
— Застольный что? — нахмурился Коста.
— Словенский неродной для меня язык, ты же знаешь.
— Этикет, — терпеливо пояснила жена.
— Это слово недавно пришло из дворца. Оно означает правила
поведения знатного человека.
— Делать вам нечего! — разозлился
Коста. — Да сам император Ираклий ел руками, когда эти люди еще
жрали тухлую рыбу и жареные желуди.
— Мы больше не едим такую еду, —
кротко сказала Анна. — Это позор для любого нобиля.
— Так что будем делать с деньгами? —
нетерпеливо спросил Коста. — Это куда важнее твоих глупых
вилок.
— Сколько? — жестко спросила его
жена.
— Одиннадцать с половиной тысяч, —
выдавил из себя Коста. — В золоте.