, в разноцветных платьях
и украшениях. У каждой
женщины на запястьях висели серебряные браслеты,
а на поясах мужчин были стальные мечи и топоры.
Неведомый! Да сколько здесь людей? Каждый раз я начинал
считать и сбивался со счета. Даже не представляю, каковы же тогда города
южан?
Сеппель
практически пинал меня, чтоб я не озирался, а продолжал шагать
вперед. И шипел: «не оглядывайся», «опусти голову
ниже», «прекрати пялиться», «не задень никого».
А я ничего не мог с собой поделать
и крутил головой как сова. Ортвин смотрел на меня,
но в отличие от товарища не ругал,
а только улыбался. Было так шумно, столько нового. Вон
огромная кузница, от которой жар на пол улицы, кузнец
машет молотом, как пером, а вокруг снуют ребятишки-помощники.
А тут расставлены стойки с мечами, кольчугами, мечами,
щитами. Из другого дома шел одуряющий запах чего-то вкусного,
слабо напоминающее лепешки, что мы ели в егерском жилище.
В центре, на широкой площади, было не протолкнуться
от народа столпившегося вокруг торговых палаток. Шкуры, мясо,
рыбы, ткани, одежда, инструменты, и много чего еще.
— Нам вот туда, — Сепп
указал на двухэтажные дом с яркой вывеской,
на который был нарисована голова какого-то хищного животного,
не то росомахи, не то медведя. — Как
зайдем, я тебя усажу, а вы с Ортвином посидите
тихонько , покуда я не выясню, куда нам за лошадьми
идти.
Я кивнул и принялся
разбирать буквы на вывеске. Трактир «Лютоволк». Стало быть это
все-таки волчья голова. Не умел бы читать —
в жизни бы не догадался. Несмотря на то, что
было еще светло в «Лютоволке» царил полумрак, но света
из окон и от свечей на столиках хватало, чтобы
сидевшие за столами посетители четко видели свою кружку. Здесь
тоже было людно, но оставались свободные места. Сеппель провел
нас в дальний темный угол, где свеча еще не горела,
а сам отошел к широкому столу-стойке в дальнем конце
трактира и о чем-то заговорил с хозяином.
Среди такого количества народу мы
совсем не выделялись — просто парочка путников в запорошенных
снегом одеждах, Остальные ели и пили в компаниях и не обращали на
нас внимания. Я заметил одного странного человека, ужинающего в
одиночестве. Он сидел спиной к стене и лицом ко входу, методично
поглощая жаркое, но глаза его при этом бродили по сторонам,
рассматривая посетителей. Я встретился с ним взглядом. Пламя свечи
высвечивали резкие скулы, длинный прямой нос и глубокие
темно-голубые глаза, а рот, на мгновение освобождавшийся от приемы
пищи, тут же складывался в прямой разрез, практически без губ.
Мужчина стригся коротко, но волосы все-равно торчали неприглаженным
вихрами, а вот лицо его было гладко выбрито, хоть и отдавало
синевой. Ни носготы, ни все виденные мной южане лиц не брили. Одет
он был просто по местным меркам, в темные одежды, поверх которых
была надета красивая кожаная броня с узором и металлическими
пластинами на груди.